Жестокий век - читать онлайн книгу. Автор: Исай Калашников cтр.№ 194

– Не скакуна, твою голову жалко. Он у меня приучен скидывать других. Кто бы ни сел, на земле будет.

– Ничего, я переучить могу!

И вдруг Тэмуджин догадался, какой скрытый умысел движет шаманом.

Власть ему, хану Тэмуджину, даст курилтай, но курилтай же может отобрать ее. То-то он и ползал взглядом по лицам нойонов, старался внушить им то, чего нельзя было сказать словами. Не его, хана Тэмуджина, хочет возвеличить шаман курилтаем, а курилтай возвысить над ним. Случится это без оглядки на нойонов, ничего не сделаешь. Пошатнутся дела – его заменят другим. Далеко смотрит шаман! Но и он пока что зрячий…

В юрту вошел караульный.

– Хан Тэмуджин, за порогом нойон Хорчи. Он хочет поговорить с тобой.

Хороших вестей он не ждал. Плохие слушать не хотелось. И лицо помаргивающего заиндевелыми ресницами воина разом стало ненавистным. Глухо проговорил:

– Пусть войдет.

Шуба, гутулы Хорчи дымились от мороза. Он сорвал шапку, подбросил ее вверх, упал на колени и, вскинув руки, закричал:

– Я привез тебе большую радость, хан Тэмуджин. Я мчался к тебе, как на крыльях, я загнал трех коней, промерз до костей…

– Говори, что ты привез! – перебил его хан.

– Воины возвращаются из тангутского похода!

– Ну как они, не очень побиты?

– Они? Побиты? Будь так, разве я мчался бы к тебе быстрее кречета? Они побили тангутов! Захватили два города! Добыча – не счесть! Верблюдов тысячи и тысячи! Всю степь заполнили! И на каждом – вьюк, который не поднять и четырем мужчинам.

Хан налил вина, преподнес чашку, держа ее обеими руками, как большому и почетному гостю.

– Пей, Хорчи.

– С радостью, хан Тэмуджин! – Хорчи запрокинул голову, вылил вино в рот. – Хорошо!

Тэмуджин наполнил сразу же вторую чашку.

– А Нилха-Сангун?

– О нем в земле тангутов никто и не слышал. Сгинул где-то Нилха-Сангун.

– Пей, Хорчи, еще.

– Можно и еще. Отогреюсь. От холода у меня даже внутренности закоченели. – Выпил и спросил с лукавым испугом: – А в прорубь головой окунаться не заставишь?

– Сегодня – нет, – сдержанно, без улыбки, ответил хан.

Он не давал разгуляться своей радости. Как и гнев, она вредна для разумных суждений. Что даст ему эта удача! Много. Все считать, так и пальцев руки не хватит. Первое – он припугнул тангутов и тем обезопасил свой улус. Второе – он посрамил тех, кто говорил: поход на тангутов безумие, он доказал всем, что никогда ни в чем не ошибается. Третье – если добыча так велика, как говорит Хорчи, он заткнет ею рот недовольным, сможет какое-то время не отягощать народ поборами на содержание войска.

Четвертое – удача подсказывает ему путь, следуя по которому он сможет снять с себя заботу о прокорме войска – оно все добудет для себя само.

Пятое – теперь можно созвать и курилтай, пусть нойоны вручат ему бразды правления. Пусть будет, как того хочет шаман. Но Теб-тэнгри заблуждается, когда думает, что курилтай станет вертеть им, как собака своим хвостом.

Так же думали когда-то и его родичи… Шестое…

– Хорчи, когда-то я хотел дать тебе в жены тридцать девушек – хочешь их получить?

– О-о, великий хан, кто сможет отказаться от такой милости?

– Я даю тебе тридцать девушек.

– Когда и где могу их взять? – Хорчи потянулся к шапке, готовый, кажется, бежать к девушкам немедля.

– Не спеши. Девушки не в соседней юрте. За ними надо идти в земли хори-туматов.

Джучи и Шихи-Хутаг рассмеялись. Хохотнул и Хорчи, но не от души, а ради приличия.

– Я говорю это не для того, чтобы позабавить вас. Ты, Хорчи, пойдешь в земли хори-туматов. Все племена склонились перед нами. То же должны сделать и они.

– А-а, я пойду туда с войском…

– Да, ты возьмешь с собой сотню воинов.

– Всего сотню? Не дадут мне хори-туматы девушек, хан!

– Если не дадут, я пошлю воинов побольше. Так и скажешь хори-туматам.

В узкой, стесненной скалистыми горами долине, среди кустов ольхи паслось шесть стреноженных коней. У ключика, бьющего из-под скалы, горел огонь. Возле него сидели пять воинов, поджаривали нанизанные на прутья куски мяса. В стороне на попоне лежал шестой – гурхан Джамуха. Кругом валялись седла, оружие, на камнях была растянута сырая кожа горного козла.

Запах жареного мяса дразнил Джамуху, рот наполнялся слюной, из пустого желудка к горлу подкатывала лихота. Он стал смотреть на небо. По чистой сини плыли пушистые, как хорошо промытая белая шерсть, облака, горный орел делал круг за кругом, шевеля широкими крыльями, от нагретых солнцем скал текли рябые струйки воздуха, на ветке ольхи зеленели первые листочки. Будто и не было зимы с трескучими морозами и сыпучими, как сухая соль, снегами, искристым от изморози небом. Снова весна, настуженное тело вбирает солнечное тепло, мать-земля ласкает взоры зеленью трав, и новые надежды вселяются в сердце.

От горы Нагу, ставшей могилой Таян-хана, он хотел уйти в свои кочевья. Но там ему пришлось бы снять шапку и пояс перед воинами Тэмуджина. Повернул к Буюруку. Воины из других племен и его джаджираты стали отставать. Они разуверились в нем. К Буюруку привел всего две сотни.

Кучулук за отступничество хотел его казнить, схватил и бросил в яму. Алтан с Хучаром выручили, и все трое с небольшим числом воинов бежали. Пошли в найманские кочевья. Думали, с уходом Тэмуджина найманы возмутятся против оставленных им нойонов. Ничего из этого не вышло. К ним приставали одиночки и небольшие кучки воинов. Набралось сотни полторы. Нойоны Тэмуджина настигли его, разбили, и люди стали рассеиваться.

Отчаявшись, Алтан с Хучаром задумали повязать Джамуху, выдать Тэмуджину и тем искупить свою вину. Джамуха, узнав об этом, велел воинам поднять нойонов на копья.

После этого зиму скитался в горах, добывая пропитание охотой. Жили впроголодь, спали на снегу, и все меньше оставалось у него людей. Уходили к своим юртам, к своим женам. Ему и самому иной раз хотелось бросить все и хоть бы один день поспать под войлочной крышей, в мягкой постели, рядом с Уржэнэ. Крепился, ждал весны.

И вот весна пришла. У него осталось всего пять воинов. Да и для них он уже не гурхан… Поджаренные кусочки мяса снимают с прутьев и тут же едят. Губы, подбородки в жирной саже, волосы, давно не заплетаемые в косицы, падают на глаза, лохмотьями свисает изорванная о сучья одежда.

Воины… Такими пугать малых детей.

Гордость не позволяла ему попросить мяса. Но дразнящий запах становился невыносимым, он сбивал с ровных, неторопливых мыслей, рождал в душе раздражение. Чего можно достичь с такими людьми? Как можно добиться покорности от племен, если даже эти грязные, ничтожные люди не желают ему покориться?