Рудольф Нуреев. Неистовый гений - читать онлайн книгу. Автор: Ариан Дольфюс cтр.№ 89

Нуреев подтверждал, что Бежар обещал ему не занимать директорское кресло, но якобы на этом разговор прекратился. Бежар продолжал настаивать, что Рудольф был в курсе всего. В конце концов в газетах появилось сообщение, что назначение Вю‑Ана и Легри признано недействительным.

Бежар, чувствующий себя униженным, решил взять реванш с помощью своего друга Ива Мурузи, ведущего новостного канала TF {706}. Никто и не ожидал, что у хореографа вдруг проявится такое мелодраматическое красноречие. «Фантом Оперы существует, — стал перечислять он свои обвинения в камеру. — У него ввалившиеся щеки, блуждающий взгляд, кепка на голове. Он не часто бывает там, но когда приходит, то только чтобы сделать какое‑нибудь гадкое действие или плохой балет. […] В Опере он уничтожил надежду, уничтожил молодость, красоту. Я обвиняю господина Нуреева в том, что в течение трех лет он проводит политику против великого традиционного французского танца. Я обвиняю его в том, что он солгал Ролану Пети, что он удалил господина Дюпона. И я пришел сегодня, чтобы потребовать у него сойти с этой сцены. Я пришел сказать пришельцу, чтобы он убирался. Прощайте, господин Нуреев!» {707}.

Воинственный выпад Бежара привел в оцепенение маленький балетный мирок, который прежде знал гораздо более миролюбивого Бежара. На это Парижская опера ответила официальным коммюнике, в котором не было ничего официального: «В удивительной смеси гнева и любви господин Морис Бежар, приглашенный в Оперу хореограф, потерял всякое понятие об элементарных правилах профессионального и общественного поведения. […] Это достойный сожаления, если не сказать более, постыдный эпизод в его карьере. […] Господин Бежар, судя по всему, отчаянно переживает сложный психологический период, принимая свои желания за действительность…»

Отныне между Морисом Бежаром и Рудольфом Нуреевым установились отношения по принципу «око за око, зуб за зуб». Только что назначенный министром культуры Франсуа Леотар решил умыть руки, он не принял Бежара, просившего аудиенции, и предоставил Парижской опере право самостоятельно выстраивать свою оборону. Правые политики, только что одержавшие победу на парламентских выборах, в полном согласии с Президентом Республики Франсуа Миттераном не хотели ни обижать Бежара, к которому были привязаны, ни обвинять Нуреева, чье назначение одобрялось левыми. Им было удобно придерживаться мнения, что эта война вскоре закончится сама собой.

Однако Бежар продолжал упорствовать и 5 мая 1986 года опубликовал в «Фигаро» письмо, подписанное также Роланом Пети, в котором обличал деятельность Нуреева во главе балетной труппы Гранд‑опера, но при этом ни разу не назвал его имени: «Танцовщик, столь заслуженный, каким он был ранее, не способен, подойдя к концу своей карьеры, управлять танцевальной труппой, а тем более ставить балеты. Хореографом становятся в двадцать лет — или никогда! […] Как французы, мы требуем начать национальное следствие, чтобы прекратить эту star‑system в отношении личностей, не имеющих никакой квалификации для управления компанией и продвигающих хореографию, противоречащую как современности, так и традиционности».

Как ни странно, Нуреев не впал в негодование. Он отказался вступить в этот словесный поединок, который при Серже Лифаре наверняка закончился бы дуэлью. Рудольф не любил доказывать свою правоту и потому, видимо, решил отмолчаться. Надо сказать, что в то время, помимо борьбы с болезнью, ему надо было выполнить еще одно важное дело: срочно навестить Эрика Брюна в Торонто. Мужчина, которого он так любил, и танцовщик, которого он обожал, умирал от рака, дни его были сочтены. Через три дня после объявления Бежаром войны Рудольф вылетел в Нью‑Йорк, а оттуда — в Торонто и прибыл в самый раз, чтобы сказать последнее «прости» Эрику Брюну. Брюн скончался через два дня, 1 апреля 1986 года.

В следующем месяце Нурееву продлили контракт на посту директора. А еще через год он возобновил исполнение бежаровских «Песен странствующего подмастерья» на всех сценах мира.

Настоящими жертвами этой истории оказались два солиста, ставшие звездами на один вечер. Реагировали они по‑разному. Эрик Вю‑Ан ушел из Оперы, а Манюэль Легри остался. И он правильно сделал, потому что его час вскоре пробил.

В начале июля, после триумфального турне по Японии — с программой, в которой мирно соседствовали творения Бежара и Нуреева!4 — труппа вылетела в Соединенные Штаты, впервые после 1948 года.

Гастроли проходили с триумфом, но один вечер был особенно примечательным. На сцене Метрополитен‑опера одновременно выступили и французские, и американские артисты, последние под руководством Михаила Барышникова, который вот уже три года возглавлял Американский театр балета. Американцы дали «Push comes to shove» нью‑йоркского хореографа Твилы Тарп, балет‑фетиш не так давно получившего американское гражданство Барышникова. Французы предложили выжимку из «Раймонды», а также виртуозное па‑де‑де из «Корсара» в исполнении Сильви Гиллем и Патрика Дюпона. В зале, как и на сцене, обстановка была накалена до предела. Вечер открыл Джин Келли, американский актер, хореограф и режиссер, автор бессмертных мюзиклов «Поющие под дождем» и «Хелло, Долли!». Исполнили «Марсельезу» и американский гимн, с колосников посыпался дождь из конфетти, затем полетели яркие сине‑бело‑красные шарики… Нуреев и Барышников вместе с Лесли Карон, француженкой, танцевавшей у Ролана Пети в Балете Елисейских Полей, а потом по приглашению Джина Келли уехавшей в Голливуд на съемки «Американца в Париже» да так там и оставшейся, исполнили маленький номер из мюзикла «Chorus Line». Это был настоящий праздник танца, а заодно и праздник двух титанов, возглавивших прославленные коллективы. Однако критики все же признали победу французов. Как написала грозная критикесса из «Нью‑Йорк Таймс» Анна Киссельгофф, «Балет Парижской оперы, очевидно, стал самой лучшей танцевальной компанией мира».

Патрис Барт вспоминал: «Во время последнего представления „Лебединого озера“ в Нью‑Йорке Рудольф танцевал Принца с Ноэллой Понтуа, а я был Ротбартом. Это было безумие. Вызовы были бесконечными. То же самое было и с „Раймондой“, когда он танцевал третий акт с Флоранс Клер. Рудольф доказал нам еще раз, что американцы не зря возносят его» {708}.

Между тем отдельные издания оспаривали хореографический талант Нуреева. Например, «Уолл Стрит Джорнэл» квалифицировала «Лебединое озеро» как «акт вандализма» по отношению к классике, а «Тайм» посчитала постановку «грубой и эксцентричной». Но критика только подогревала интерес зрителей. Фактически, Рудольф выиграл свой поединок с Морисом Бежаром и Роланом Пети: он оказался великолепным послом танца… французского танца.

А под конец я расскажу о поступке, который лучше всего характеризует Нуреева. Он отказался включить «Арепо» в программу гастролей, но в первый же день турне дал станцевать в «Раймонде» Мануэлю Легри — с тем чтобы назначить его звездой прямо на сцене Метрополитен‑опера, перед рукоплещущим Нью‑Йорком! В споре с Бежаром Рудольф оставил за собой последнее веское слово.