Величие и печаль мадемуазель Коко - читать онлайн книгу. Автор: Катрин Шанель cтр.№ 21

— Но ты же никогда не была замужем! — вскричала Мися, вытирая грязноватым платком радужные разводы со щек.

Я думала, Шанель откусит ей голову одним махом, но мать только рассмеялась.

— Ах, Мися, необязательно торчать перед алтарем в белом платье, похожем на цветную капусту, чтобы узнать, как созданы мужчины! Они крайне ленивы, Мися. Они влюбляются в то, что видят у себя перед носом. Как ты думаешь, почему у всех на слуху интриги мужей с прислугой? Дамы что, нанимают горничных красивее себя? Сексуальнее, привлекательнее? О боже, нет! Она просто женщина, которая крутится поблизости, и нет нужды куда-то ехать, долго ухаживать и даже бриться, чтобы заслужить ее благосклонность! Как бы ни была привлекательна эта русская…

— Русси — грузинка!

— Это неважно. Как бы она ни была привлекательна, Серт забыл бы о ней, если бы не видел постоянно.

— Но я надеялась, что и она тоже! Она привяжется к нему, как к другу, к отцу, что чувство благодарности удержит ее от того, чтобы…

— Чтобы кувыркаться с ним в постели? Мися, как ты наивна, и это в твои-то годы! Не начинается ли у тебя старческое слабоумие? Катрин, ты, как специалист, могла бы поставить диагноз и назначить курс лечения? Ладно, дорогая, мы все ждем развязки этой драмы. Ты застала парочку на горяченьком?

— Если бы только это, — отмахнулась Мися. — Я давно знала о них, но ничуть не волновалась. Серт художник, ему необходимы новые впечатления. Он всегда спал со своими натурщицами, но потом возвращался ко мне, в мои объятия! А тут… Мы вдвоем поехали в Биарриц. Он отправился прогуляться к морю, а я собрала его рубашки, чтобы отдать прачке. В нагрудном кармане одной из них лежало письмо в конверте. Он собирался отправить его, но забыл, надел другую рубашку. Конверт не был подписан, не был заклеен, и я открыла его. О! Это было его письмо к Русси. Он писал, что хочет на ней жениться, собирается развестись со мной! Что мы уже давно не живем вместе как муж и жена, что я буду только рада за них обоих…

— Что же ты намерена делать?

Мися безнадежно вздохнула.

— Я не знаю, Габриэль. Я пришла к тебе посоветоваться.

— Немного поздно, Мися. Но у меня есть для тебя совет. Увези Серта. Куда угодно, хоть в Африку, хоть в Австралию. Путешествуй с ним. Заполни его жизнь впечатлениями. Покажи ему эфиопских девушек, прекрасных, как статуэтки эбенового дерева. Покажи ему абиссинских женщин, которые пляшут, словно языки пламени. Пусть он спит с ними, лепит их из глины и рисует углем. Пусть пьет пряный ликер амарулу. Он забудет ее, вот увидишь.

— Но… у меня нет средств на такое путешествие.

— Это я знаю. Я дам тебе денег, Мися. Сколько понадобится.

Не знаю, взяла ли Мися деньги у матери, но она никуда не увезла Серта. Вскоре супруги развелись, и Мися так убивалась, что Шанель пригласила ее в Итон-Холл. Но вульгарная, нелепая, несчастная Мися не вписалась в быт английского поместья. Она страдала от постоянного дождя, боялась готических галерей и шорохов по углам огромной спальни, не могла понять разговоров об охоте и породистых лошадях, не могла согреться. Шанель переживала за подругу, меня же скорее смешило такое положение дел. Я не могла сочувствовать Мисе. Мы были слишком разными натурами. Я-то в Англии была как дома.

— Видимо, все же сказывается кровь, — обмолвилась однажды мать.

Я предпочла не уточнять, но ее слова кое-что открыли мне.

Как ни странно, долгие годы мне не случалось задуматься о том, кто мой отец. Из деликатности я не задавала этого вопроса Шанель, да и вообще он как-то проходил мимо моего сознания. Словно жизнь зародилась в моей матери из тишины швейных мастерских, из шума кабаре, из дней, наполненных трудом, и сомнительных ночей. Но чтобы делать детей, нужны двое, не так ли? Так кто был тот мужчина? Был ли он офицером? Светским человеком? Или, напротив, просто приказчиком из магазина тканей против мастерской? Посыльным в синей форме? Был ли он женат или связан какими-то другими обязательствами? Хотел ли жениться на Шанель и дать мне свое имя? Общалась ли она с ним после моего рождения, узнал ли он о том, что стал отцом двух мертвых детей, один из которых чудесным образом воскрес из мертвых?

Все эти вопросы пока оставались без ответа. Но я могла выяснить, что он был англичанином. И это уже было немало.

— Какой чудесный пейзаж! И все это для трех несчастных женщин, одна из которых никогда не была замужем, вторая разведена, а третья — девица, — заметила мать, любуясь Средиземным морем, вид на которое открывался с вершин Рокебрюнского холма.

— Я дважды соломенная вдова, — сказала я мрачно.

Я имела право так говорить. Накануне Рождества доктора Марка Лебуле не стало. Он сам диагностировал у себя болезнь, открытую в 1906 году доктором по фамилии Альцгеймер. По иронии судьбы, сам немецкий психиатр и невролог скончался от описанной им болезни.

— Мне жаль, что он так рано умер. Я нашел новые принципиальные различия между слабоумием сосудистого и нейродегенеративного генеза, — говорил мне доктор Лебуле. — Впрочем, я написал Крепелину. Но и он, бедняга, сдает — обычная циклотимия развилась в полноценное маниакально-депрессивное расстройство. Сейчас он в депрессивной фазе и не ответил мне.

— Все психиатры сходят с ума?

— Все, — кивнул доктор. — И вы тоже сойдете, Катрин. Постарайтесь не дожить до этого. Шизофрения и биполярное расстройство — куда ни шло. Но утрата памяти, утрата интеллекта — это чудовищно. Это невозможно выдержать.

Наши отношения не продвинулись далеко, но были очень дружескими и доверительными. Я знала, что все могло бы сложиться иначе, и эта неосуществленная возможность и терзала меня, и странным образом успокаивала. Работа в клинике, ежедневные встречи с Марком, наши долгие беседы, его помощь… Все это было моей жизнью, все это было бесценно. Я опубликовала несколько статей в журналах, касающихся лечения анорексии. Через меня прошло не меньше сотни больных нервной анорексией девушек и несколько юношей. Некоторые из них приезжали для лечения из-за границы. Некоторые появлялись в клинике слишком поздно для того, чтобы я могла им помочь. Они умирали в клинике от истощения организма, и их невесомые тела отправлялись на одно из парижских кладбищ. Я помогала и страдающим ожирением, правда, не с таким успехом. Анорексики воспринимали внушение и начинали есть, а после жизнь брала свое, и больше им не требовалось лечения. В случае же с теми, кто систематически переедал, внушение тоже действовало, но по мере того, как его воздействие ослабевало, пациенты снова возвращались к привычному режиму питания и набирали вес. Но я умела радоваться и тем редким удачам, которые бывали у меня. Почтенная мать семейства страдала от своей чрезмерной тучности, мешавшей ей уже даже обслуживать себя. Я загипнотизировала ее и выяснила обстоятельства ее жизни. Она немало пострадала от голода, будучи подростком, и теперь ела все подряд, словно запасая впрок, словно боясь, что лакомства исчезнут со стола, уплывут прямо изо рта. Я помогла ей и была рада этому. Она же рассказала мне о забавном способе похудения, который придумал один ушлый доктор на каком-то курорте, который она посещала в надежде вернуть свою былую стройность. Доктор самостоятельно придумал, сконструировал и изготовил несколько остроумных механических приспособлений. Иные из них имитировали верховую езду, другие езду на велосипеде, ходьбу, плавание… В общем, не осталось ни одного вида физической активности, предписываемой обычно тучным, какого бы доктор-изобретатель не предусмотрел. Механизмы приводились в движение специальными служащими — они крутили педали, чтобы ноги толстяка совершали вращательные движения, раскачивали обитое кожей бревно, имитируя верховую езду, и плавно разводили и сводили эластично скрепленные дощечки, чтобы пациент словно бы плыл, но посуху.