Шичко подтянула перчатки, будто голенища сапог, подошла к Октябрине, глянула ей снизу вверх в глаза – Шичко показалось, что Октябрина сейчас попробует вымолить прощение, заголосит, но всё произошло иначе.
Глаза у Октябрины ожили, проклюнулся в них неясный далёкий свет, она измерила взглядом начальницу полиции с головы до ног, пожевала избитыми губами, словно бы хотела что-то сказать, но не произнесла ни слова – вздохнула прощально и плюнула Шичко в лицо. Плевок цели не достиг, но разъярённая Шичко едва не подпрыгнула в воздух, зашипела по-кошачьи зло, развернулась, прочнее устраиваясь на земле, и лихо, ловко, не сходя с места, ударила сапожком по табуретке.
Табуретка отлетела в сторону. Октябрина повисла в петле.
Следом Шичко выбила табуретку из-под ног паренька, тот дёрнулся в воздухе, словно бы в него попала автоматная струя, нашпиговала тело свинцом, изогнулся мученически, пытаясь рукой дотянуться до шеи, и стих.
– Ну а вы, сучки малолетние, сталинские, может, вы чего-нибудь хотите сказать всем нам? – Шичко остановилась перед девочками-близнятами, поиграла желваками, сёстры почему-то злили её больше всех.
Одна из сестёр неожиданно выпрямилась, хотя ей на шею давила жёсткая грузная петля, приоткрыла побелевшие, заплывшие от побоев глаза, внезапно брызнувшие тяжёлой взрослой ненавистью, ещё чем-то, что обожгло начальницу полиции, и проговорила негромко, собрав на это последние силы:
– Ты сама сучка! – так же, как и учительница, пожевала вспухшими синими губами и плюнула в Шичко. Добавила, опасно покачнувшись на табуретке: – Гитлеровская.
– Доченька! – понёсся над угрюмо колыхнувшейся площадью крик, силы вконец оставили девочку, она сникла, и в то же мгновение Шичко выбила из-под неё табуретку.
Девочка – то ли Вика это была, то ли Вета, не понять, ни один человек на площади из знавших близняшек не разобрал этого – по-птичьи выкинула в стороны руки, будто крылья, и повисла над землёй. Людям, стоявшим около виселицы, показалось, что она куда-то полетела…
Следом Шичко выбила табуретку из-под ног второй девочки.
Не произнеся больше ни слова, Шичко круто развернулась на одной ноге – сделала это красиво, по-офицерски, словно бы её специально обучали шагистике, издали козырнула коменданту и направилась к дому, в котором располагалась полицейская управа.
Гауптман, глядя ей вслед без всякого монокля – стёклышко опешивший человек просто забыл навесить на глаз, так дурно он почувствовал себя, – только головой покачал. И непонятно, что это было – то ли осуждение, то ли восхищение, то ли ещё что-то, всколыхнувшее душу его, во всяком случае, вести себя так, как вела Шичко, он не умел, пороху на это не хватало и ещё чего-то – взрывчатки, способной рвать сталь, что ли…
Шичко очень быстро пришла в себя. Первым делом вызвала в кабинет старшего полицая, раскрасневшегося от холода, отчего-то весёлого – уж не от казни ли? Спросила:
– Ну что там, друг ситный Федько, как вёл себя человек, за которым я просила присматривать?
Федько переступил с ноги на ногу, с шумом втянул в ноздри простудную жидкость, заметил, что начальница поморщилась, и сказал:
– Да ничего себя вёл, нормально. Как и все.
– За винтовку не хватался?
– Не было такого.
– Ладно. Будем считать, что вопрос снят, мне померещилось. Можешь идти.
– Спасибо! – невпопад произнёс Федько.
«Дурак набитый, – усмехнулась Шичко, не скрывая усмешки от полицая. – Только вот где взять умных? Умных людей в райцентре нет. Не родились ещё, не вывели их». Она вздохнула надсаженно, словно бы ей поручили решить непосильную задачу – вывести в Росстани породу умных людей.
Когда Федько уже переступил порог кабинета, начальница полиции проговорила негромко:
– Стой!
Федько остановился, замер с поднятой, согнутой на весу ногой:
– Стою, Ассия Робертовна!
– Да развернись ты!
Старший полицай послушно, на одной ноге, вторую он продолжал держать по-гусиному на весу, сохраняя равновесие, развернулся.
– У виселицы выстави пост, – сказала Шичко.
– Уже выставил, Ассия Робертовна!
– Весьма похвально, молодец, – одобрила его действия громко начальница полиции, а про себя добавила: «Хотя и дурак!»
– Только тут вот что… – Федько наконец опустил ногу, вздохнул освобожденно, словно бы поднятая нога чего-то ему перекрывала – то ли воздух, то ли мочу, бурая краска, прилившая к его щекам, стремительно отхлынула, лицо сделалось бледным. – Партизаны могут налететь… Один раз они уже налетали.
– С партизанами мы скоро покончим, – недовольно поморщилась Шичко и добавила многозначительно: – Этот вопрос – решённый. Сидеть в своих кустах им осталось недолго… Ну и что ты предлагаешь?
– Усилить пост пулемётом.
Шичко задумчиво пощипала пальцами нижнюю губу.
– А что, в этом чего-то есть, может, так и надо поступить. Действительно, вдруг эти сумасшедшие из своих берлог выкатятся? Нужно с господином гауптманом посоветоваться. Плохо, телефона нет…
У коменданта телефон имелся, он со своими немаками был связан прямым проводом, а вот с полицейской управой нет – то ли провода не хватило, то ли ума, и если понадобится о чём-нибудь предупредить его либо попросить помощи, то телефон заменяют только «свои двои» какого-нибудь полицая, обутого в разношенные сапоги, не всегда немецкие причём…
– Ладно, Федько, давай, готовь пулемётчика, – распорядилась начальница полиции, – меры предосторожности никогда не бывают лишними. А я всё-таки схожу к коменданту. Не то он на площади стоял с козьей мордой.
Когда она появилась в кабинете гауптмана, тот проворно поднялся со стула и, сунув под бровь увеличительное стекло, поспешил навстречу гостье.
– О-о, я был сегодня приятно удивлён, – проворковал он душевным тоном, – и поражён вашим хладнокровием и мужеством, мадам. – Он подошёл к Шичко и почтительно подцепил её руку, поднёс к губам – раньше он этого никогда не делал. – Я буду хлопотать о награде для вас…
Шичко было приятно услышать это, но тем не менее она сделала независимое лицо:
– Не за награды служим, герр гауптман!
– О, да, да! Но тем не менее награда всегда бывает хорошо!
– Хорошо… это верно. Мои источники донесли мне, герр гауптман, что может быть налёт партизан.
Командир отступил на несколько шагов от Шичко, стёклышко сверкнуло, пятнышком вывалилось у него из глаза и повисло на шнурке.
– Партизан? – переспросил комендант, на щеке у него задёргалась нервная жилка.
– Да, – твёрдым голосом подтвердила Шичко.
– Что вы предлагаете?
– Поставить у виселицы пулемёт. Ведь первое место, где появятся партизаны, будет виселица.