Занятия по притравке всегда проходили на виду у молодых и неопытных собак, поэтому к своему первому занятию они были переполнены непреодолимым желанием порвать противника. Оставалось лишь научить их, как это сделать наиболее эффективно.
Первое занятие проводил наиболее опытный раб. Он надевал защиту из толстой, но мягкой кожи, приятной для укуса собаки. Псов среднего размера учили рвать ахиллесово сухожилие или кусать в область паха, более рослых — хватать за руки и горло. На занятиях стремились, по возможности, использовать амуницию вероятного врага. Нередко на последних стадиях дрессировки использовали и противников, попавших в плен.
Вахаука был в мрачном настроении. Как воевать его псу, если воины Фарнабаза не сумели взять ни одного скифа?! Гурджи должен был почуять запах врага, его одежды, оружия. А еще лучше — почувствовать вкус его крови. Но войско шло по совершенно пустынной местности, все поселения оказались брошенными, и боевые псы развлекались тем, что загрызли всех местных собак, даже диких, которые обычно приходили к обжитым местам кормиться на помойках…
Пока Вахаука пребывал в горестном унынии из-за столь мелкой проблемы, Фарнабаз рвал и метал, хотя на ночь лекарь советовал при его солидной комплекции пить теплое молоко, заедая медом, и выбросить из головы все дурные мысли ради здорового, освежающего сна. Как бы не так! Никакое молоко не избавит от мрачных мыслей. Эти негодные эллины колонисты отказались признавать над собой власть царя царей Дария! Мало того, сельскохозяйственные хоры греков убрали хлеба, куда-то увезли все зерно, и его воины должны были днями созерцать лишь стерню, местами уже сожженную. Небольшие поселения колонистов в полном составе, как донесла разведка персов, погрузились на суда и отплыли в Ольвию. А некоторые, в основном богатые земледельцы, — даже в Аттику. Тем более что Ариарамн, потерпев позорное поражение от каллипидов, теперь зализывает раны в своих тайных пиратских гаванях, поэтому Ахшайна стала безопасной для плавания.
Жаль, что маршрут, проложенный под руководством проводника-варвара, шел мимо земель каллипидов. Иначе Фарнабаз не преминул бы выставить вдоль моря длинный частокол с отрубленными головами эллино-скифов. А отправить на них конницу, чтобы она отомстила за позор Ариарамна, байварапатиш не рискнул — гиппотоксоты скифов не давали покоя тьме Фарнабаза ни днем ни ночью.
Еще два перехода, и он будет в Ольвии… Фарнабаз мечтательно вздохнул. Интересно, куда теперь побегут колонисты? До Ольвии его Тьма дойдет быстро. Последняя часть маршрута пролегла над самим морем. Это была длинная лента каменистого плато, по которому идти одно удовольствие. С одной стороны плескалось ласковое летнее море, и золотом отсвечивала узкая полоска песчаного пляжа, а с другой — высились крутые обрывы песчаника. На всякий случай Фарнабаз отправил часть конницы охранять войско сверху, но там были такие густые заросли, что кони не могли пройти, поэтому можно было не опасаться нападения скифских гиппотоксотов.
Немного поворочавшись, Фарнабаз постарался успокоиться и уснул…
После победы над Ариарамном ольвиополиты воспрянули духом. В знак дружбы каллипиды подарили им все четыре пентеконтеры (по крайней мере так сказал Радагос, когда привел суда в бухту Ольвии), захваченные у каппадокийцев, и жители Ольвии всегда находили свободный час, чтобы сходить в порт, полюбоваться кораблями-красавцами, и с небрежной снисходительностью гордо похлопать пентеконтеру по крутому боку — мол, и мы кое-чего стоим.
На самом деле, каллипидам такие большие пятидесятивесельные корабли были ни к чему. Им хватало своих маленьких миопаронов. Но попроси их Радагос, чтобы они добавили к этому подарку еще десяток судов, скифо-эллины отдали бы их с радостью. Многие видели его в бою, и то, как он сражался, привело пиратов-каллипидов в восхищение. В принципе Радагос единолично захватил две пентеконтеры: сначала на одной выкосил половину команды, а затем перебрался на другую, где каппадокийцы, едва завидев его, начали бросаться в воду, потому что Радагос в этот момент показался им божеством смерти.
Поэтому джаниец привел в Ольвию не только захваченные корабли, но и команды на них из каллипидов, а также четыре сотни хорошо вооруженных воинов. Все уже знали благодаря Радагосу, что на Ольвию идет десятитысячный отряд персов, и подготовка к их встрече шла полным ходом. На подсыпке валов работали все, даже Алким, который терпеть не мог никакой физической работы. Но если до этого он имел возможность вместо себя поставить слугу или раба, то теперь такой номер никак не мог пройти, потому что все вольноотпущенники, рабы и беженцы с других, более мелких, полисов трудились от зари до зари.
Во всю шли и тренировки гоплитов. Многие из них нагуляли лишний жирок, и теперь полемарх Гелиодор вместе со стратегами гонял их до седьмого пота. Собственно, профессиональных воинов в Ольвии не было, только ополчение, и лишь сотня имела полное вооружение гоплита: копье, большой овальный щит, меч, панцирь, набедренники и шлем. Остальных собирали, что называется, «с миру по нитке». Оружие гоплитов было дорогим, и не каждый ольвиополит мог себе позволить его приобрести, поэтому многие имели только копье с прочным кизиловым древком и щит. Этого вполне хватало, чтобы молодого человека зачислили в отряд тяжеловооруженных гоплитов.
На поле за Ольвией тренировались лучники и пращники; с этим, в принципе недорогим оружием могли управляться практически все ольвиополиты. Было много забот и у наварха. Триеры, пенконтеры и прочие суда, гораздо меньших размеров, тоже оснащались для сражений. Тренировались команды, гребцы и воины, в основном лучники, которым предстояло сражаться на воде. Попробуй попади в цель, когда корабль постоянно покачивает на волне…
Хозяин харчевни-капелеи Фесарион страдал. Это же какие убытки?! Харчевня почти все время пустовала, потому что люди были заняты работой, а если кто и забегал выпить винца, то делал это торопливо и сразу же убегал. Что за жизнь пошла, поговорить не с кем! Фесарион грохнул со зла своим кулачищем по столу, и на шум прибежала Санапи.
— Опять колобродишь? — спросила она недовольно.
— Я тебя звал?
— Нет.
— Так чего же ты приперлась?!
— Ой-ой, какие мы грозные… — Санапи независимо уперла кулачки в бока. — Пойди лучше дров наколи, а то печь топить нечем. Слуги и рабы землю таскают в корзинах, валы подсыпают, а ты мух на потолке считаешь. Одни дармоеды остались на хозяйстве.
— Ах ты!.. — Фесарион не нашел нужных слов, поэтому схватил первое, что попалось ему под руку, — это был пустой кувшин — и бросил в Санапи.
С таким же результатом он мог бы ловить ветер рыбацкой сетью. Санапи юркнула в подсобное помещение со скоростью потревоженной белки, а кувшин разбился о стену на мелкие осколки. Фесарион тут же начал корить себя за невоздержанность — кувшин ведь денег стоил.
Санапи затронула больную тему. Практически все физически здоровые жители Ольвии работали на строительстве защитных сооружений, только харчевники прохлаждались. В этом был свой смысл. Магистрат решил, что трудовому люду нужно где-то поесть и выпить чашу вина для поднятия духа, поэтому все харчевни работали. У них забрали только рабов и слуг, оставив на хозяйстве одного-двух человек. Но Фесариону не повезло. Его заведение находилось слишком далеко от фронта работ, поэтому народ обедал у других харчевников, в Верхнем городе. Он надеялся хотя бы на команды суден, но наварх — чисто тебе зверь! — вообще никого на берег не отпускал, все проводил разные занятия и тренировки. В общем, куда ни кинь, в какую сторону не глянь, а этот год для Фесариона сулил одни убытки.