– Вы знаете таких господ – Френдлиха и Дунка?
– Конечно! Мы не раз встречались за границей. На всяких научных мероприятиях…
– Опознать сможете?
– Их что – убили?
– Да нет же! Взяли в плен…
– Ну, слава богу, слава богу! Бедный Фриц, бедный Эрвин… Ведите же меня к ним!
– Легко сказать – ведите… До них – верст и верст!
– Скажите, а как там, на фронте? – глаза Максименко вдруг вспыхнули неистовым огнем.
– Простите, а вы кто будете?
– Ассистент…
– Поедемте – сами увидите-с…
– А можно?
– Ну, ежели вы этот ас-ас…
– Ассистент… Профессор сами аппаратуру носить не смогут. А без ней они – никуда… Правда же, Гавриил Андрианович?
– Так точно! – улыбнулся астроном.
22
Сцена «братания» российских и немецких ученых откровенно потешила генерала Келлера.
– Эрвин! Фриц!
– Гавриил!!!
Френдлих и фон Дунк были немедленно освобождены из-под стражи; русские офицеры, в том числе Барбович и Богородский, немедля, по очереди принесли им свои извинения, и хотя астрономы по-прежнему очень сожалели о том, что так и не смогли стать свидетелями уникального природного явления, им хватило мужества и мудрости, чтобы оценить благородство противника и простить его.
Война есть война!
Немцев отправили на родину, их спаситель – Тихов – вернулся назад в Пулково, и только Максименко не покинул расположения дивизии, вымолив благословение самого Келлера.
– Ваше превосходительство, разрешите мне остаться на фронте!
– А что ты умеешь?
– Все!
– Конкретней…
– Стрелять, рубить!
– Для этого достаточно солдат, Никита!
– Могу водить машину…
– Да ну?
– Точно! Могу быть наводчиком, наблюдателем… Лучших наблюдателей, чем астрономы, на свете не найти… Ну чего же вы молчите, Гавриил Андрианович, подтвердите скорее мои слова!
– Это правда! – согласился Тихов.
– Ладно… Пойдете вольноопределяющимся на 6-ю батарею. Там такие специалисты ох как нужны!
– Спасибо, спасибо ваше превосходительство…
– Действуйте!
– Слушаюсь!
23
Спустя несколько дней пути Келлера и Бегильдеева снова пересеклись. В этот раз – в наступлении на Львов. К концу августа город был взят русскими войсками.
Уральские и оренбургские казаки допоздна бродили узкими мощеными улочками галицийской столицы, таращась на вражеских офицеров, при всем оружии, как ни в чем не бывало, прогуливающихся под руку с эффектными дамочками в вечерних нарядах.
Для русских солдат отвели австрийские казармы, просторные, светлые, с большим уютным двором. Но даже в такие роскошные апартаменты возвращаться почему-то не хотелось.
Офицеров и вовсе разместили в городских гостиницах.
Когда те выходили на улицу, за ними увязывались толпы еврейских мальчишек, готовых выполнить любое поручение. За один день каждый из них мог заработать 30, 40, а то и 50 копеек. О, неслыханная русская щедрость!
Такая вольница продолжалась трое суток, после чего основные силы ЮЗФ были брошены на Перемышль, форты которого закрывали пути на Карпатские перевалы и Краков…
Началась многомесячная осада города специально сформированной для этих целей 11-й блокадной армией, состоящей из пяти пехотных и одной (9-й) кавалерийской дивизии под общим командованием генерала Дмитрия Григорьевича Щербачева…
24
Командир 6-й батареи капитан Веверн сопровождал начальника Южного сектора обложения крепости в рекогносцировке подступов к крепости и молча восхищался красотой окружающей местности.
Громадные лиственницы, ветви которых пригнулись под весом свежевыпавшего снега, крутые спуски, поросшие буковыми зарослями, аккуратные полянки, разбросанные между лесом, горные речушки по дну оврагов и ложбин.
Не заметил, как оказался на краю обрыва.
Прямо перед ним, как на ладони, лежала часть оборонительных сооружений противника: два форта, ряды междуфортовых укреплений, ближайшие линии укреплений полевого типа, окопы и целые поля проволочных заграждений.
– Господин полковник, посмотрите, какая идеальная артиллерийская позиция, и, кроме того, мы будем находиться прямо над нашей пехотой, – это сразу придаст ей бодрости…
– А как забраться сюда с пушками?
– Да вы только прикажите!
– Ну смотрите, Болеслав Вильгельмович. Под вашу личную ответственность…
Колеса врезались в мягкую, насыщенную влагой почву и рвали дерн. Лошади темнели от пота, густой пар валил от их взлохмаченных спин и боков, с удил падала хлопьями густая белая пена…
Время от времени люди срывались на помощь животным, вытаскивая вязнущие в грязи повозки, поправляя накренившиеся орудия и ящики.
Наконец привал.
Перекур. Минуты на две-три – не более!
И – стук топоров.
Упавшие невысокие деревца солдаты сразу же оттаскивают в стороны, очищая широкую просеку, покрытую свежими мелкими пеньками. По ним батарея пойдет еще выше. В лесу уклон небольшой, повозки движутся легко и свободно, только сильно страдают копыта лошадей, у многих из них на ногах уже выступила кровь…
– Заморились, ребята? – смеется Болеслав Вильгельмович.
– Ничего… Теперя по нашему следу, небось, дорогу проложат, – отвечает кто-то из бывалых артиллеристов.
– Чего прокладывать? Она и так уже проложена: умяли пеньки-то колеса и по откосам здорово взрыта земля, накатать ее только – и дорога готова!
Вскоре высота одолена.
Люди роют землянки в скатах оврага. В самом овраге кроют навесы для лошадей.
У края обрыва – маленький ров в кустах, над которым высятся три хвойных дерева. Местные называют их смереками. Это наблюдательный пункт командира батареи.
– Огонь!
Облако разрыва шрапнели 6-й батареи накрывает опушку.
Веверн записывает установки, – цель № 1!
Вторая шрапнель свистит прямо над головой в направлении одного из фортов, лежащих прямо на скалах. Разрыва не видно.
Капитан опускает бинокль и застывает в недоумении: белое облачко висит в воздухе чуть ли не у подножия высоты, на которой стоят орудия!
Вот что значит стрельба в горах: объект кажется совсем близким, а на самом деле он невероятно далеко!
А ведь вольноопределяющийся Максименко предупреждал об этом… Черт! Откуда он все знает?