– Сон?
– Ну да, сон о том, что было прошлой ночью, – обо всем том безумии. Небесная Женщина наслала его на тебя. И забудешь о том, что было в жилище Леопардов…
Он хмуро уставился себе под ноги:
– Я не забуду.
– О нет, забудешь!
Он метнул на нее быстрый взгляд и тут же снова уставился в землю.
– Слишком много песен… слишком много листьев в лесу… слишком много слов, пустых, как пыль… тебе никогда не поверят… никогда. Как они могут поверить?
Она подвинулась ближе и горячо заговорила:
– Слушай, Шимп, слушай, Нападающий Слон. Леопарды ничему не поверят. Ты же сам говорил.
– И что?
– Разве ты не Леопард?
– Уж наверное Леопард.
– Тогда, – заключила Дающая Имена Женщинам, – и ты не можешь поверить, что все это было, так ведь?
Шимпанзе задумался. Повисло долгое молчание.
Она вновь села, поджав ноги и опершись на одну руку, чертя кончиком пальца узоры в пыли. Глаза ее следили за пальцем.
– Во всяком случае, – сказала она наконец, – не думаю, что я стала бы обсуждать мой сон с другими. Особенно с Разящим Орлом и Светляком. Понимаешь, Разящий Орел с Вишней и Светляк с Маленькой Рыбкой…
– С Вишней? С Маленькой Рыбкой?
Они опять надолго замолчали.
– Ну ладно, – не выдержала она, – ладно, понимаю тебя.
Все для него упрощалось. Это был сон; сон прошел, и теперь он думал о жестокости Леопардов.
– Клонк.
– Что? – не поняла она.
– Клонк. Моя лодыжка говорит: «клонк».
Он поднял на нее глаза – может быть, ища сочувствия. Но она, отвернувшись, смотрела на пузатый мешок на треноге. На ее лице вновь появилась кривая улыбка. Все ее слова были напрасны.
– И во мне звучит «клонк». Но ведь не узнаешь, что у ребенка в голове.
Она посмотрела на него и опять принялась чертить узоры на земле.
– Когда у меня будет ребенок…
Он похолодел:
– Какое отношение это имеет ко мне?
– О, никакого, конечно, никакого! Небесная Женщина сама все устроила! Тем не менее у меня не было ребенка с тех пор, как моего Леопарда убило солнце. Странно, правда? Но теперь…
Он старался понять, что она хочет сказать.
– Теперь?
Она выпрямилась и провела рукой по лбу.
– Мне тоже снились сны. Но они ничего не значат. Ничего, ничего. Чего нам бояться? Небесную Женщину? Никто не знает, что она такое или что такое мы, кроме того, что мы ни на что не похожи? Нападающий Слон – сон, твой сон…
– Что – мой сон?
Он увидел, как густая краска заливает ей грудь, шею, щеки.
– Когда я привела тебя сюда, это было не совсем уж плохо?
Ему вспомнились нежность без зубов, тьма, уничтожившая его страх.
– Нет. Нет.
Ее щеки вспыхнули румянцем.
– Понимаешь… ты можешь… ну… Нападающий Слон, ты можешь быть моим Леопардом. Когда вернешься с охоты, можешь войти в мою хижину… если хочешь. Вот.
Он подумал о Леопардах, их благоговейном страхе перед Дающей Имена Женщинам. Горе сменилось великим облегчением.
Он хмуро буркнул, скрывая радость:
– Если тебе так хочется.
Она подалась к нему и сказала со спокойным достоинством:
– Нападающий Слон, ты сможешь вернуть себе друзей.
За пологом раздался громкий девичий крик:
– Пальма! Пальма! О Пальма!
Дающая Имена Женщинам вскочила на ноги и быстро подошла к пологу, крикнув в ответ:
– Оставайся там!
– Пальма!
– Что стряслось?
– Пальма, они возвращаются. Леопарды возвращаются! По крайней мере на день раньше!
Дающая Имена Женщинам молча постояла, прижав ладони к щекам. Потом быстро взглянула на Шимпанзе и опустила руки.
– Слушай… Уклейка. Сообщи остальным. Приберите все…
– Мы уже убираемся!
Дающая Имена крикнула ей вслед:
– Все-все приберите, понятно! Чтобы следа не осталось!
Шимпанзе принялся ходить вокруг, шаря глазами по земле.
– Моя набедренная повязка… где она?
– Откуда мне знать! Небось где-нибудь наверху, у заводей!
– Не могу же я…
– Ты должен уйти… должен!
– Как? И куда?
– О!..
– Голым?
– Погоди. Я посмотрю, где Леопарды.
Она торопливо проскользнула под пологом, миновала рощу, быстро полезла по склону. Пояс и набедренная повязка плавали в нижней заводи. Она выловила их, оглядела из-под руки равнину. Леопарды были даже ближе, чем говорила Уклейка. Если б она допускала, что слух ее столь же остр, как в девичестве, то могла бы поверить, что различает, как они поют. Но все равно, она видела, как они шагают гуськом, равномерно взмахивая копьями.
– Ра! Ра! Ра! – проговорила Дающая Имена Женщинам. – Ра! Ра! Ра!
Она заморгала от слепящего солнца и еще ниже опустила ладонь над глазами. Двое охотников держали на плечах шест, на котором висело что-то. Судя по размеру, цвету…
– О, Небесная Женщина, неизменная и вечная! Только не опять леопард!
Примчавшись в деревню, она швырнула Шимпанзе его набедренную повязку.
– Надевай и уходи.
– Куда? Как?
Она принялась колотить себя по голове:
– Мало у меня других забот? Убирайся! Прыгай в реку… переберись на другую сторону и беги через лес…
– Иду, иду…
– Уж не думаешь ли ты, что я потерплю мужчину, который шагу не сделает без моей подсказки?…
Он плюхнулся в воду, держа набедренную повязку над головой. Поднялся на ноги и побрел к другому берегу, дрожа от холода. Оглянулся напоследок и увидел ее у треноги с кокосовой чашкой в руке. А затем ему пришлось пробираться сквозь гущу тростника и нависших ветвей. Он вылез на топкий берег, стал под деревом и оделся. Теперь, оказавшись в безопасности, он не прячась зашагал через лес и вышел к скалам. Незаметно обошел жилище Леопардов, поднялся к Горячим Источникам и спустился с другой стороны. Ему было видно, как Леопарды появились на открытой площадке перед деревней. Девочки и женщины танцевали от радости, бежали навстречу, обнимали своих мужчин, украшали их цветами. И дети тоже плясали, бросали отцам цветы и хлопали в ладоши. Мужчины пели, размахивая над головой копьями, а древний старик Леопард стоял возле своей хижины, опершись о копье, кивал головой и смеялся беззубым ртом. Солнце сияло, наверно, не так ослепительно, как улыбки. Шимпанзе крадучись спустился вниз и пристроился в хвост процессии охотников, позади Прекрасной Птицы. С леопарда, привязанного за лапы к шесту, капала на землю кровь. Прекрасная Птица, смеясь, обернулся, увидел Шимпанзе и обнял его!