Выигрывать надо уметь - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Пронин cтр.№ 53

Еремей всего-то в сорок лет признал наше поражение окончательным. Но – елки-палки! – через год вернется Игореша и, глядишь, снова возглавит строительное управление, получит квартиру Валик, напечатают романы Иваныча, а Дедуля покинет конуру рефрижератора и снова бросится в несбыточные, безнадежные аферы, потому что другие ему не нужны. Кто знает, возьмем да соберемся мы снова на горячих плитах набережной, зайдем в наш гастроном, выпьем по стаканчику сухого вина и пройдемся, отражаясь во весь рост в витринах. Мы живем друг в друге, и продолжаются наши разговоры, споры, мы все еще мечтаем о победах, хотя кому-то, возможно, это покажется смешным.

Диву иногда даешься, обнаруживая, сколько же в тебе скопилось людей, их слов, поступков, их доброты и подлости! Нет-нет да и поймаешь себя на мысли, что сам ты вроде некоего варева из встретившихся тебе людей. А что, не будь у меня в свое время учительницы по имени Елена Михайловна, наверняка меньше было бы во мне нетерпимости, был бы я простодушнее и добрее. А не будь у меня когда-то друга по имени Еремей, наверняка я меньше боялся бы довериться человеку.

Мы не всегда помним людей, которые легли в наше основание, и лишь через годы, встретив нечаянно человека из прошлого, узнаем еще один свой кирпичик. Слова, физиономии, поступки откладываются где-то в нас и громоздятся, ворочаются, вмешиваются в нашу жизнь. Незабвенная Елена Михайловна, пузатенькая коротышка с неподвижным, блеклым взглядом и гордо запрокинутой головкой, не позже как вчера заставила меня промолчать, хотя я не имел права этого делать. Только-то и того, что погрозила пухленьким, перемазанным мелом пальчиком, откуда-то из прошлого погрозила, из небытия, и надо же – спасовал.

Ну ладно, бледно-розовый кирпич под названием «Елена Михайловна» я помню, в меру сил стараюсь подавлять ту сволочную унылость, которую он распространяет вокруг себя, здесь все ясно. Но вот повстречался кирпич, почти позабытый, и только увидев его вблизи, я понял, какое еще существо живет во мне, понял, почему поступаю иногда столь… необъяснимо.

Несколько минут я постоял на крыльце, вдыхая морозный воздух. Вокруг ранних фонарей светились белесые облачка снежинок. По слабому голубоватому сиянию между домами можно было догадаться, где совсем недавно полыхал закат. У мусорных ящиков нагловато расхаживали вороны. Иногда они взлетали с хриплым лаем и тут же снова приземлялись на железные сундуки с мусором.

И подумалось, почему бы и нет, что кружат, кружат над тобой вороны, и чем ты сильнее, чем интереснее тебе жить, тем больше носится над твоей головой воронья. О эти вороны! Они могут быть твоими друзьями, это позволяет им дольше скрывать свою воронью сущность, они пристальнее других наблюдают за тобой и кружат, ожидая того часа, когда смогут наконец опуститься на твое остывающее тело.

Они умеют ждать!

Ворон первым прознает о твоем уязвимом месте, разглядит болезнь, но ни за что не скажет тебе об этом. Будто по какому-то заклятью он появляется каждый раз, когда тебе паршиво, ты повержен, когда тебе просто не везет. И он приходит, прилетает, приезжает в роли первого друга, самого чуткого и бескорыстного, сочувствующе выпытывает, выспрашивает с единственной целью – узнать, долго ли протянешь. А убедившись, что ты все-таки поднимешься, улетает, тяжело проседая в воздухе. И по твоему лицу проносится тень его пыльного крыла, похожего на растопыренную ладонь. Он словно проводит по лицу рукой, прикрывая тебе глаза.

Сочувствующе.

Жалеючи.

Торжествуя.

И сладкие рыдания готовы вырваться из его содрогающейся от счастья груди…

Подняв голову, я нашел глазами окно, светящееся мягким розовым светом. Еремей терпеливо ждал. И, кто знает, возможно, пил настоящий «Двин», хранящийся, допустим, в бутылке из-под скипидара.

С самого утра Алексей почувствовал беспокойство. Словно накануне знал о каком-то важном предстоящем деле и забыл. С этим настроением он завтракал, ехал в автобусе на работу, просидел весь день за своим столом. Работа не шла. Он вздрагивал каждый раз, когда звонил телефон, хлопала дверь или из коридора доносился громкий голос.

День кончался. Это был едва ли не самый длинный день в его жизни. Он казался бесконечным и растягивался, растягивался, как нитка хорошего резинового клея. Обычный день, наполненный шелестом бумаг, пустыми разговорами о летних отпусках, о профсоюзных льготах, о французских сапогах, финских куртках, о том, как кто ехал в трамвае. День был озвучен ненужным и раздражающим смехом, каким смеются, когда совсем не смешно, значительными и оттого ничего не значащими словами. Они лопались, как мыльные пузыри, не выдерживая того смысла, которым их пытались нагрузить. И от всего этого оставалось неприятное ощущение глупости и пустоты.

Алексей молча копался в своем столе, рисовал рожицы или просто барабанил пальцами по столу, глядя в быстро темнеющее окно. С таким выражением сидят пассажиры, которые не одни сутки ждут самолета и не знают, когда он придет, да и придет ли вообще. Девушка, сидевшая за столом напротив, спросила, когда в комнате никого, кроме них, не было:

– У меня такое впечатление, что тебе сегодня предстоит важное свидание. Это верное впечатление?

– Может быть.

Ему не хотелось говорить. Такое чувство ожидания случалось у него и раньше, и самое неприятное было в том, что в конце концов так ничего и не происходило. Словно приближающаяся буря, которая вдруг повернула и пронеслась стороной, громыхая и посверкивая у самого горизонта безопасными молниями.

– Но ты не забыл, что свидание у тебя со мной?

– Нет, что ты! Света! Конечно, не забыл. Я все помню. Как можно? Это же ни в какие ворота…

Само количество заверений насторожило девушку.

– И время помнишь?

– Ну да! В семь. Я не забыл. Понимаешь, только схожу домой переоденусь.

– Если у тебя какое-нибудь дело, скажи. Можно отложить. Сходим завтра, – сделала она шаг назад, как бы беря разгон для прыжка.

– Да нет у меня никакого дела? Сам не пойму… Какое-то совершенно дурацкое состояние.

Алексей увидел, что Света не верит ему, и замолчал. Он всегда говорил ей правду, а она, внимательно его выслушав, начинала думать, что он этим хотел сказать. И, ни до чего не додумавшись, приходила к выводу, что он необыкновенный ловкач и шалопут.

В их отношениях установилось какое-то зыбкое равновесие. Света не решалась сделать шаг вперед, чтобы не нарушить этого равновесия и не быть отброшенной назад. Кроме того, ее останавливали соображения о гордости, достоинстве, она боялась выглядеть навязчивой. А он не торопился приобрести ее, чтобы не лишиться, как ему казалось, чего-то более важного, ведь каждое приобретение чего-то лишает, сковывает, ограничивает. Ему нравилось ее умение взглянуть неторопливо, практично на самые, казалось бы, щекотливые понятия, она умела говорить о них легко и просто. Света полагала, что каждый мужчина, стоит ему только остаться наедине с женщиной, станет тут же ухаживать за ней и даже обязан это делать, если он, конечно, хорошо воспитан. Поэтому все его слова, а если он молчал, то и молчание, принимала за намеки. Она вообще мало понимала Алексея, но признавала за ним право поступать, как он хотел. Чутье подсказывало ей, что так будет лучше.