Выигрывать надо уметь - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Пронин cтр.№ 140

– В обществе?

– В природе. А когда протрезвел, вес вернулся.

– Это со многими бывает, когда люди за ум берутся, когда с выпивкой завязывают…

– Я на потолке спал, – сказал Володя обреченно.

– Жена видела?

– Да.

– И что сказала?

– Совсем, говорит, умом тронулся, совсем одурел мужик. А ты где спал?

– Не помню. У меня простынь с резинкой по краю… Может, я под нее забрался и меня не подняло.

– Это все багульник… Я с утра прочитал про него в энциклопедии. За ним такое водится, о нем такое мнение… Если хочешь знать, его в противогазах собирают, чтобы умом не повредиться.

– Знаю.

– Потолок – это фигня, Витя… Есть кое-что покруче, есть кое-что пострашнее.

– Голоса? – спросил я, уже догадываясь, какая неожиданность подстерегла Володю этим утром.

– Да, – кивнул он. – Значит, тебе это тоже знакомо… В общем, так, старик… Все рушится, все рушится, все рушится. Понимаешь, что началось… Когда моя Калерия ушла на службу, я начал к тебе собираться, чтобы поделиться, рассказать, как вечером домой добирался… Ну, сам понимаешь… Ищу носки и не могу найти. И у меня вырвалось непроизвольно, без зла, просто чтобы что-то произнести. И я сказал, не вслух даже, Витя, не вслух! Про себя! Внутрь как бы: «И куда эта стерва носки подевала!» Так я подумал… И вдруг слышу ее голос… Представляешь? Причем, не звуки, я чувствую, что она этих слов не произносила, и я услышал ее слова не ушами, Витя, не ушами! Они возникли во мне без участия органов речи и органов слуха! Я внятно выражаюсь?

– Вполне. И что же она сказала?

– Она говорит: «В комоде, в нижнем ящике… А что касается стервы, то пусть это останется на твоей совести, дорогой. Сочтемся славою». Последние слова она вроде бы как бы хмыкнула, понимаешь, с усмешечкой такой недоброй. А я еще не врубился, я все думаю, что беседую с ней так… Ну как бы тебе объяснить…

– Мысленно, – подсказал я.

– Во-во! Мысленно. Мы же все так тихонько бормочем про себя, материмся, с кем-то там отношения выясняем, начальство посылаем на все буквы алфавита… Со мной это частенько случается, а если я еще и рюмочку пропущу… То я, можно сказать, сам с собой не замолкаю. Это у меня уже как бы норма.

– Как и у всех нас, – кивнул я, разливая настойку по стопкам. Володя смотрел на льющуюся жидкость почти с ужасом, но не остановил меня, не отставил свою стопку в сторону, он просто завороженно смотрел на чуть зеленоватый напиток, да, он почему-то получился слегка зеленоватым, будто я настаивал его на молодой весенней травке.

– Так вот, направляюсь я к комоду, – продолжал Володя, – выдвигаю нижний ящик и вижу родимые свои носки. И говорю негромко так, скорее даже с благодарностью, чем с гневом… Почти вслух… А может быть, вообще только подумал… Но слова были такие: «У, изменница коварная!» Витя…

– Ну?

– Витя, и она мне отвечает… Невесело так, без вызова или гонора бабьего: «А что, – говорит, – Володя, мне остается… Ты сам меня к этому подтолкнул. У тебя одни забавы, – на выпивку намекает, – у меня другие» – это уже она про блуд свой подлый и бесстыжий.

– Так, – откликнулся я, совершенно не представляя, что еще можно сказать Володе.

– Витя, я обошел всю квартиру – может, думаю, где прячется и из своего уголка глупости мне всякие свои выдает. Нигде никого. Звоню на работу – Калерия на месте. Голос, однако, невеселый, будто она и в самом деле со мной вот так поговорила… Понимаешь, что произошло… Сама того не желая, она тайну свою похотливую и открыла.

– Ну почему сразу уж и похотливую, – возразил я. – Влюбилась, наверно. Женщина молодая, красивая, можно сказать, вся из себя… Дай бог ей здоровья и счастья, – я поднял свою стопку.

– А знаешь, выпью! – решительно сказал Володя. – А то у меня эта способность уже сошла на нет. Я сдуру утром кофе выпил. И протрезвел. И тут же все голоса во мне и смолкли. Представляешь? Даже обидно стало, немота наступила.

– Еще поговорить хочешь?

– Хочу. Понимаешь… Ведь мы же с ней-то, с Калерией, по душам, считай, и не говорили ни разу… А тут такой случай… Как упустить? Может, другого и не представится… Знаешь, Витя, я и тебе советую. Ведь что получается, – маленькие обезьяньи глазки Володи действительно горели синим пламенем, – вроде и сказал все, что наболело, выплеснулся, она тоже… Ведь правду мы говорим, правду! Ее здесь нет, меня там нет, вроде и разговора между нами никакого не произошло, а все сказано, открылись мы друг дружке! Я же тебе не все сказал, мы все припомнили, все напряги меж нами сняли… Нам с Калерией теперь жить будет легко! Ведь мой голос в ней звучал, как ее собственная совесть, и наоборот – ее голос это моя совесть во мне заговорила… Говорю ей, что, дескать, про ребеночка намекала… А она мне – не будет ребеночка. Почему? – спрашиваю. Я не была уверена, что он твой, а чужого не хочу. Чей же он?! – уже ору я, не сдерживаясь, внутрь ору, в себя!

– Ну?

– А тебе-то что до этого, – отвечает она мне. Как жить дальше, Витя? Как? С одной стороны, вроде легче стало, объяснились, можно сказать… А с другой? Кто выдержит такую правду? И на фиг она мне такая правда?! На фиг?!

– Тебе больше нельзя, – сказал я, пытаясь отодвинуть стопку от Володи.

– Нет, я еще один вопрос ей не задал… Я хочу спросить – кто же этот хмырь, который в нашей с ней жизни завелся?

– А зачем? Все испортишь… Ты его иначе отбей.

– Как?!

– Делом.

– Каким делом?!

– Срамным.

Я никогда не думал, что Володя может так покраснеть. Покраснел. Сквозь его седоватую щетину вдруг проступил такой яростный румянец, что мне даже стало неловко за интимный свой совет.

– Ладно, – сказал я, – давай по глоточку. Может, еще чего друг дружке скажете, может, чего веселого припомните… Мне с моей тоже не мешало бы кое о чем поговорить.

– Во! – вскричал Володя. – И правильно, старик, и правильно! Только так! Только вперед!

Мы бестолково чокнулись, чуть выплеснув драгоценную влагу на пальцы, но Володя даже не заметил этого, а мне было не жалко – бутылочка у меня в подвале еще оставалась. Мне еще со столькими людьми поговорить надо, со столькими ребятами отношения прояснить, а с одним хорошим человеком я так завяз, вернее, мы так завязли, что без потусторонних сил нам не разобраться, не сойтись, не разбежаться.

Так бывает, ребята, так бывает.

А сказать все глаза в глаза духу не хватает. Да и потом в другом дело – самые заветные и трепетные слова, произнесенные вслух, иначе звучат, иначе понимаются. А когда вроде сам с собой, со своей совестью – чего уж тут лукавить, чего дурака валять… Наверно, что-то случилось с нами, с людьми, – даже когда в глаза смотрим, не верим, подвоха ждем, подлянки опасаемся, а когда чего-то долго опасаешься, обязательно дождешься.