Камень духов - читать онлайн книгу. Автор: Александр Кердан cтр.№ 72

– Вы знаете, Александр Сергеевич, – возобновил разговор Завалишин. – Переписанный экземпляр вашей комедии первым в Москву привез я. И ни за что не поверите, где устроил читку… В доме у сыновей той самой княгини Марьи Алексеевны, чьим грозным призраком изволили вы завершить сюжет…

– Удивительное совпадение, – желчно хмыкнул Грибоедов. – Я вам премного благодарен, но, позвольте заметить, именно моя комедия и послужила поводом для того, чтобы объявить меня участником тайного общества. Оную в списках обнаружили почти у всех, кто был на площади, из чего и вывели, что я – злоумышленник.

– Это просто смешно! Нынче у всякого читающего человека в России можно найти список вашей комедии…

– То же самое я сказал и в Следственной комиссии. Тогда мне предъявили показания Трубецкого, что я, дескать, вступил в общество в двадцать четвертом году. Я ответил, что и в самом деле вступал в общество, токмо в «Вольное общество любителей российской словесности»! Ну, как?

Завалишин был наслышан, что Грибоедов, когда его арестовывали в Грозной, при помощи Ермолова успел уничтожить все опасные письма, а прибыв в Санкт-Петербург, будучи оставлен курьером один в комнате дежурного офицера, умудрился похитить и уничтожить казенный пакет с уликами. У Следственной комиссии ничего против него не осталось. Поэтому Грибоедов держался спокойно, показывая, что пребывать ему под арестом осталось недолго.

– Значит, вы надеетесь скоро освободиться? – спросил Завалишин.

– Конечно, – глаза Грибоедова из-под очков хитро блеснули. – И вы, мой друг, если последуете моему примеру и бросите ваше бессмысленное дон-кихотство, тоже вскоре окажетесь на воле.

– Я так поступить не могу.

– Не понимаю вас…

– Что же тут непонятного? Я полагаю своим долгом не искать собственного спасения, а воспользоваться ситуацией, чтобы помочь моим арестованным товарищам, взяв часть их вины на себя. Кроме того, я хочу показать правительству, что оно само повинно в мятеже, ибо давало повод и пример к этому своими насильственными действиями по отношению к предшествующим государям – Петру III и Павлу I.

– Вы – неисправимый идеалист, Дмитрий Иринархович. Увы, увы… Чувствую, мне не удастся вас переубедить… Почитаем-ка лучше газету.

Грибоедов взял с соседнего стола «Московские ведомости» и стал читать, то и дело вставляя язвительные замечания:

– «В Абруцских горах поймали недавно дикую девушку. Она имеет от роду лет пятнадцать, прекрасна собой, высока ростом, ловка и неимоверно быстра в движениях…» Представляю я сию красотку! Ха-ха… «Когда крестьяне старались поймать ее, она убежала от них с быстротой белки. Нашлись принужденные прибегнуть к хитрости и обставили любимое место ее пребывания сетьми, в которых она вскоре запуталась, убегая от приближавшихся к ней людей. Лютость ея была неограниченна и едва не сделалась опасною для ея противников, которые наконец овладели ею…» В каком это смысле? Что за язык у наших журналистов, где их учат писать подобные двусмысленности? «Ее привезли в Пескарской госпиталь. Она говорит языком, никому не понятным. Ее поймали совершенно нагую. Ей показывали платье, она посмотрела на него с удивлением, а потом изорвала с изъявлением величайшего гнева…» Бедная сиротка… Ну да ладно… «Между особами, собравшимися в госпитале из любопытства посмотреть сию дикую красавицу, находилась знатная и богатая дама, которая признала ее по родимому пятну на руке родною своей дочерью, похищенной нищими за четырнадцать лет перед сим. Ныне прилагают всевозможные старания для образования и укрощения нрава сего существа, но она изъявляет мало склонности к образованию. Всем представляющимся ей она объявляет смертную войну и мало заботится об ежедневных посетителях своих. Только один врач, кажется, ей понравился. Если он оставляет ее, то она приходит в уныние или бешенство, а когда он с нею, то бывает тиха и весела…» Вот так сказка! Как сказали бы древние, odi et amo!

Завалишин слушал Грибоедова вполуха. История дикой девушки, как бы занятна она ни была, не тронула его сердца. Но каким-то образом она разворошила его собственное недавнее прошлое. Дмитрию вдруг вспомнилась испанка с карими глазами и ее слова: «Я не хочу потерять вас…» Калифорния… Сеньорита Мария… Она была готова отказаться от своих родных, от своей веры, покинуть родину, чтобы остаться с ним рядом. А он, что он ответил ей? «Я мечтал бы сделать вас счастливой, но не могу…» Прав ли был он, отвергая любовь красавицы и подавляя свои чувства к ней, выбирая путь общественного деятеля? До сего момента нет в душе окончательного ответа, а вот ощущение, что все это было не с ним, а если и с ним, то в какой-то совсем другой жизни, вдруг появилось…

4

Николай Павлович в последнее время полюбил уединенные прогулки. Государственные заботы, продолжающееся расследование по делу мятежников, светская круговерть не оставляли возможности побыть наедине с собой. А человек, будь он заурядный мещанин или могущественный повелитель, нуждается в уединении. Можно даже сказать, что государь нуждается в этом больше.

Верховная власть сама по себе располагает к одиночеству. Она и есть символ одиночества. Тот, кому высший жребий предначертал быть во главе целого народа, всегда подобен неприступной горной вершине, на которую можно смотреть, только запрокинув голову. Никого подобного рядом. Лишь небо да Бог над головой. Но это одиночество публичное. Трон всегда окружен льстецами, царедворцами. От их назойливого внимания и услужливости трудно укрыться. Это мешает сосредоточиться, подумать о главном, услышать глас Божий. Откровение приходит к государю так же, как вдохновение к творцу. И так же, как наблюдателям, находящимся у подножия горы, бывает трудно разглядеть пик, скрытый облаками, подданным нелегко понять, о чем думает самодержец, что тревожит его царственный ум. Еще сложнее понять государя его близким. Да и есть ли таковые у единовластного правителя?

Николай Павлович в этом глубоко сомневался. Перед ним всегда – горький пример отца, умерщвленного по подсказке или с преступного попустительства собственного сына. Свой личный пример, когда и матушка-императрица, и братья Михаил и Константин в самый трудный для него и династии час отказались сотрудничать и поддержать его. А все эти придворные, теперь заглядывающие ему, оказавшемуся победителем, в глаза… Кто из них не прячет ножа за спиной, не жаждет отомстить за арестованного сына или изломанную судьбу дочери, которая замужем за мятежником? Разве поймут они благородство своего государя, выразившееся в нежелании предать огласке всю грязь, предательство и низость, которые открылись ему во время следствия? И это представители лучшего сословия, цвет нации…

Как сложится дальнейшее царствование, начавшееся с такой бури? Какие испытания дому Романовых еще готовит Провидение?..

Обычно Николай Павлович отправлялся на прогулку ранним утром. Его сопровождал только дежурный флигель-адъютант, шествовавший за ним на значительном удалении. Несколько солдат охраны, на которых настаивал граф Бенкендорф, по требованию царя должны были находиться вне поля его зрения. Правда, Александр Христофорович всегда умудрялся расставлять на пути императора агентов Фока, переодетых дворниками, садовниками и фонарщиками. Эти люди так рьяно занимались уборкой дорог, постриганием кустарника или чисткой фонарных стекол, что Николаю Павловичу порой казалось, что это настоящие смотрители за улицами и парками. Сам император, гуляя в одиночку, словно демонстрировал столице, что никого не боится и в государстве больше нет злоумышленников, дерзающих покуситься на него.