Стоит отметить, что город Смоленск лежит по обе стороны Днепра. Главная его часть, окруженная древней крепостной стеной высотой до двадцати метров, воздвигнутой из камня и кирпича еще во времена Бориса Годунова, была построена на левом берегу. Обширное Санкт-Петербургское предместье находилось на правом берегу, не таком крутом, как левый, но совершенно над ним господствующем.
5-го числа сражение продолжалось целый день. Лишь поздно вечером канонада и перестрелка постепенно стихли: французы обложили город с трех сторон, русские — город удержали.
Взять хорошо укрепленный город прямым штурмом не представлялось возможным. Впрочем, Наполеон, скорее всего, и не стремился к этому. Он всячески пытался выманить русские войска на левую сторону Днепра для решительного сражения в поле, однако его ожиданиям не суждено было сбыться.
В. И. Левенштерн написал впоследствии в своих «Записках»:
«Главнокомандующий объехал все пункты, коим угрожала опасность, и остановился на нашем крайнем левом фланге, на возвышенности возле церкви Гурия, Самсона и Авивы, маскировавшей батарею с двенадцатью орудиями, коей командовал полковник Нилус. Он приказал открыть огонь. Неприятель отвечал на него энергично. Это был настоящий ад.
Генерал Барклай, бесподобный в таких случаях, по-видимому вовсе не думал об опасности, коей он подвергался, и отдавал приказания с величайшим хладнокровием» [8. С. 357].
Французы несли огромные потери, но упорно шли вперед. Русские тоже отбивались с ожесточением. Командир бригады 7-й пехотной дивизии генерал-майор А. И. Балла был убит. Генерал Коновницын был ранен в руку, но не отвлекся даже на перевязку. Генерал Дохтуров, державшийся из последних сил, вскоре попросил у Барклая-де-Толли подкреплений. Михаил Богданович послал к нему 4-ю пехотную дивизию принца Евгения Вюртембергского, сказав:
«Передайте Дмитрию Сергеевичу, что от его мужества зависит сохранение всей армии» [19. С. 265].
* * *
Ночь с 5 на 6 августа Барклай-де-Толли провел под открытым небом в раздумьях, а на другой день, несмотря на бурные протесты импульсивного князя Багратиона, он принял решение не рисковать более и дал приказ основным силам отступать по Московской дороге в сторону Лубина и Соловьева.
Решение это было как нельзя более своевременным и обоснованным, ибо в результате ожесточенной канонады предместья Смоленска оказались охвачены огнем и оборонять их стало практически невозможно.
В результате горящий город был вскоре окончательно оставлен русскими, а его жители бежали вслед за армией.
Багратион просил Барклая-де-Толли не только удержать Смоленск, но и перейти в наступление. Но на тот момент Михаил Богданович, имея чуть более 70 тысяч человек, не мог атаковать армию Наполеона, превосходившую его более чем вдвое. Не мог и не хотел. Как утверждает М. И. Богданович, «Барклай-де-Толли, принимая на себя оборону Смоленска, уже имел в виду дальнейшее отступление» [19. С. 258].
Князь Багратион, напротив, «полагал, что должно было отстаивать Смоленск до последней крайности» [19. С. 259].
Как видим, «неизбежное отступление, как единственно спасительный в тех условиях для России способ ведения военных действий, не было принято патриотически негодующим обществом» [134. С. 44].
Генерал М. И. Богданович по этому поводу замечает:
«Не будем порицать руководившей их готовности пожертвовать собою в защиту Отечества, но, воздавая каждому должное, скажем, что Барклай имел справедливые причины воздерживать общее рвение и что осторожность его действий против решительного полководца, располагавшего почти двойными силами, была весьма основательна» [19. С. 258].
«Генеральский заговор»
А что же «вулканический» князь Багратион? 5 августа он написал императору Александру, что надеется, что «военный министр, имея перед Смоленском готовую к бою всю 1-ю армию, удержит Смоленск» [5. С. 632].
Он опять продолжал во всех бедах винить Барклая-де-Толли.
7 августа Багратион вновь жаловался, выражая свое недовольство его действиями:
«Если военный министр ищет выгодной позиции, то, по моему мнению, и Смоленск представлял немалую удобность к затруднению неприятеля на долгое время и к нанесению ему важного вреда! <…> Позволяю себе мыслить, что при удержании Смоленска еще один или два дня неприятель принужден был [бы] ретироваться» [5. С. 632].
Читая подобные рассуждения, начинаешь думать, что князь Багратион, не видевший никаких иных способов ведения операций, кроме наступательных
[35]
, не слишком хорошо представлял себе реальное положение дел под Смоленском. Ну, в самом деле, о каком отступлении французов могла в тот момент идти речь?
Как пишет его биограф Е. В. Анисимов, «Багратион имел серьезный недостаток как полководец и человек — в какой-то момент он оказывался не в состоянии взвешенно и хладнокровно проанализировать ситуацию, в которой оказывались другие, и торопился с осуждением: он не хотел и допустить, что в своем поведении Барклай руководствуется иными мотивами, кроме трусости, бездарности, нерешительности или измены» [5. С. 633].
Безусловно, Багратион был генералом, «беспримерно удачливым на поле сражения», и при этом он «являл собой полную противоположность сдержанно-молчаливому, последовательному в достижении своих целей, осмотрительно взвешивавшему каждый свой шаг Барклаю» [132. С. 61].
7 августа князь опять писал императору:
«Сколько по патриотической ревности моей, столько и по званию главнокомандующего, обязанного ответственностью, я долгом поставил все сие довести до высочайшего сведения вашего императорского величества, и дерзаю надеяться на беспредельное милосердие твое, что безуспешность в делах наших не будет причтена в вину мне, из уважения на положение мое, не представляющее вовсе ни средств, ни возможностей действовать мне инако, как согласуя по всем распоряжениям военного министра, который со стороны своей уклоняется вовсе следовать в чем-либо моим мнениям и предложениям» [5. С. 633].
Таким образом, Багратион отказывался признавать свою ответственность за происходившее. Но одновременно с этим он заверял самого Михаила Богдановича:
«Я на все согласен, что угодно вашему высокопревосходительству делать для лучшего устройства наших сил и для отражения неприятеля, и теперь при сем повторяю вам, что мое желание сходственно вашим намерениям» [5. С. 634].
* * *
Наблюдая за продолжавшейся не первый день напряженностью в отношениях двух командующих армиями, некоторые русские генералы — прежде всего Л. Л. Беннигсен, А. П. Ермолов, М. И. Платов, Д. С. Дохтуров, И. В. Васильчиков и др. — делали все, чтобы подтолкнуть князя Багратиона к еще более решительным действиям, направленным против ненавистного многим Барклая-де-Толли.