Пикассо и его несносная русская жена - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Нечаев cтр.№ 5

Великий Серж принял Ольгу благосклонно. Внешность она имела вполне приятную, хотя, судя по фотографиям, настоящей красавицей, как, например, признанная прима Тамара Карсавина, она не была.

В одной из биграфий Пикассо лицо Ольги описано так:

«У этой девушки было одно из тех оригинальных лиц русских мадонн, которое меняется в зависимости от градуса эмоций, освещения и обстоятельств в диапазоне между классическим и строгим женским обликом эпохи Возрождения и наивным личиком простенькой барышни-крестьянки. Лицо - наиболее художниками любимое, способно выразить тысячу настроений».

В другой биографии об Ольге сказано:

«Глаза женщины невыразительны, зато несколько напоминают огромные черные глаза самого художника; в остальном же черты ее несколько грубоваты ».

Относительно грубоватости ее черт можно было бы и поспорить. У нее было очень правильное и типично русское лицо. Единственное, пожалуй, это подбородок: он был крупноват, что придавало всему облику некоторую тяжесть. С другой стороны, он выдавал характер Ольги - твердый, решительный и весьма упрямый.

Кроме того, ее отличали прекрасные манеры, умение держаться без лишнего апломба и наигранного кокетства, а также некий особый «русский шарм», который всегда так ценился в Западной Европе.

Кстати сказать, Дягилев сразу уловил в Ольге великосветский шарм. Ведь именно это качество придает танцующей на сцене женщине некий изысканный аристократизм, которым, между прочим, всегда отличалась его любимая балерина La Karsavina, как называли Тамару Карсавину французы.

Правда, по сравнению с Тамарой Ольга Хохлова была, как утверждают многие биографы, «немножко пресновата», не обладала тем внутренним огнем, которым блистала главная дягилевская прима.

Короче говоря, Ольга была «девушкой из хорошей семьи», отличалась великолепными манерами и прелестно смотрелась на сцене. Что же касается характера, то главной ее чертой можно считать бескомпромиссность, которая порой начинала походить на банальное упрямство. Впрочем, это только усиливало ее работоспособность, которая выгодно отличала Ольгу от других танцовщиц из труппы Дягилева. А уж в том, что все они были трудолюбивыми, можно не сомневаться...

Есть версия, что Хохлова считалась в труппе Дягилева одной из многих, и сам Сергей Павлович не мог понять, почему именно на нее до такой степени «запал» Пабло Пикассо. Но если это и так, достаточно посмотреть на все с другой стороны, и станет очевидно, что Дягилев вообще вряд ли мог похвастаться особым пониманием женщин. Недаром же он говорил, что «любовь к женщинам - ужасная вещь».

А вот уж чего ему было явно не занимать, так это умения привлечь к работе над своими балетами людей с самыми громкими именами. Именно поэтому Дягилев пригласил обожавшего все новое Пикассо оформить балет «Парад» на музыку Эрика Сати в постановке Леонида Мясина.

Отметим, что к тому времени Пабло Пикассо уже был знаменитым на всю Европу художником. И, между прочим, русские критики и коллекционеры по-настоящему оценили его творчество в числе первых. Например, в 1914 году блестящий анализ его работ сделал философ Н. А. Бердяев, который не любил кубизм и видел в нем «глубокий кризис искусства». Однако о Пикассо он написал:

«Кубизм Пикассо - явление очень значительное и волнующее. В картинах Пикассо чувствуется настоящая жуть распластования, дематериализации, декристаллизации мира, распыление плоти мира, срывание всех покровов. После Пикассо, испытавшего в живописи космический ветер, нет уже возврата к старой воплощенной красоте».

Отметим также, что купец и коллекционер искусства Сергей Иванович Щукин, а также промышленник Иван Абрамович Морозов в то время приобретали картины Пикассо, и они сейчас находятся в Эрмитаже и Пушкинском музее.

Откликнувшись на крайне вовремя подвернувшееся приглашение Дягилева, Пикассо моментально подружился со всеми девушками из труппы «Русского балета», гастролировавшего в Италии, и не без гордости писал из Рима своей давней приятельнице и почитательнице, американской писательнице Гертруде Стайн:

«У меня шестьдесят танцовщиц. Ложусь спать поздно. Я знаю всех женщин Рима».

Но об Ольге Хохловой художник до поры до времени умалчивал.

Итак, в Риме темпераментный Пикассо впервые увидел голубоглазую, белокожую и стройную русскую балерину Ольгу Хохлову. Увидел и остолбенел.

- Выглядите потрясающе, - только и смог сказать он, и в глазах его Ольга прочла неподдельное восхищение.

Это было странно, ведь, по мнению некоторых его друзей, Ольгу никак нельзя было назвать внешне уж как-то особенно примечательной. А кое-кто даже считал ее откровенно бесцветной и скучной. Что это было? Субъективное мнение? Зависть? Да какая разница, ведь ярких красок и темперамента хоть отбавляй было у самого Пикассо, а люди, составляющие пары, как известно, в идеале должны по всем параметрам дополнять друг друга до единицы.

Да, об Ольге до поры до времени художник умалчивал, однако факт остается фактом: Пикассо много времени проводил с балетной труппой Дягилева, и когда по-настоящему «увидел» Хохловоу, то забыть уже не смог. Некоторое время спустя он рассказывал той же Гертруде Стайн:

- Поглядела бы ты на ее гордую осанку и на поистине аристократическую неприступность.

Весной 1917 года Пикассо было тридцать пять лет. В одной из очень хороших его биографий Пикассо сказано:

«В жизни Пабло не бывало любовного простоя: одна женщина просто- напросто «вытесняла» в его душе другую, как шампанское - пробку, под напором естественного давления прожитых вместе лет. Процесс разрушения шел медленно или быстро, но неуклонно: пробка скисшего терпения ползла вверх. Давление повышалось. Ссоры с прежней подругой становились чаще, недовольство ее привычками росло. обвинения - зрели. А потом - бац! За десяток-другой минут бурного объяснения старой пробки как не бывало. Куда-то улетела, и черт ее знает - куда. Способность Пабло забывать была не менее удивительна, чем его способность многое помнить.

И вдруг бутылка каким-то чудом снова наполнена свежим вином чувств, оно отстаивается, созревает. Потом неожиданно, против всяких правил виноделия, скисает, бродит, и все начинается сначала.

И пока первая женщина еще удерживала свои позиции, деля с художником постель, Пикассо с увлечением назначал свидания другой, так что и временного зазора между его подружками не образовывалось. Конвейер, настоящий конвейер. Бывали случаи в жизни, когда ему доводилось делить время и постель между тремя женщинами (прошлой, настоящей и будущей), не считая «разовых» натурщиц. И что примечательно: не было ни одной, которая по мере сил не услуживала маэстро не только как любовница, но и как помощница, как полезный человек».

И что характерно, Пикассо никогда не мучился угрызениями совести при смене любовниц на своем конвейере. В этом смысле у него была своя теория, достойная эгоцентричного гения: прекрасных женщин следует носить на руках, но ни в коем случае нельзя позволять, чтобы они садились на шею.