Но вернемся к маркизе д’Юрфе. Казанова увлек ее душу, ее сердце, ее дух и все, что еще оставалось здравого в ее разуме. Про нездравое и говорить не приходится — оно все буквально зациклилось на Казанове. Он почти ежедневно обедал с ней наедине, и слуги вскоре стали считать его ее супругом или, как минимум, любовником.
Мадам д’Юрфе искренне считала Казанову богатым. Она думала, что он стал управляющим лотереи, чтобы лучше сохранять инкогнито. Казалось бы, какая тут связь? Впрочем, у всякого безумия, наверное, есть своя логика. Также она верила, что Казанова обладает неким «камнем мудрости», а также силой, способной общаться с духами.
Конечно, Казанова теоретически хотел бы излечить маркизу от помешательства, но он считал ее болезнь неизлечимой, а посему лишь укреплял ее в безумии, чтобы извлекать из него выгоду.
К тому же тот факт, что такая женщина считает его могущественнейшим из смертных, банально льстил ему (понятно, что все ненавидят лесть, но зато как все обожают, когда их хвалят). У маркизы было восемьдесят тысяч ливров ренты со всех ее имений и домов, а также еще больший доход от акций. И она ни в чем не могла ему отказать. Во всяком случае, она много раз говорила Казанове, что отдаст ему все свое состояние, если он сделает из нее… мужчину. Короче говоря, как весьма метко отметил биограф Казановы Ален Бюизин, она «попалась в сети собственного бреда, и Казанова взял на себя руководство ее душой».
«Руководство душой» вылилось в тот факт, что Казанова, по самым скромным подсчетам, умудрился за время общения с «безумной старухой» (а она умерла 13 ноября 1775 года) выудить из нее около миллиона ливров. Право же, это было как-то не очень похоже на поведение «великого любовника, о галантных похождениях которого ходили легенды».
В сентябре 1758 года Казанова по распоряжению графа де Берни поехал в Голландию. Он вез с собой рекомендательное письмо к Луи д’Аффри, французскому послу в Гааге, и его задачей было заключение ряда финансовых сделок в пользу французского правительства. В частности, он должен был обменять королевские векселя в двадцать миллионов франков на бумаги какой-либо иной державы, чтобы их потом можно было выгодно реализовать.
В Голландии Казанова пробыл до декабря, а потом господин де Булонь призвал его вернуться обратно в Париж.
В Париже Казанова сразу же направился к Сильвии и был встречен с огромной радостью, как настоящий родственник. Он подарил ей бриллиантовые сережки за пятнадцать тысяч, которые Сильвия сразу же передарила своей дочери Манон. Марио он вручил золотую трубку, а своему другу Антонио-Стефано Баллетти — табакерку с эмалью.
В очередной раз увидев прекрасную Манон, Казанова задрожал всем телом, и волнение его стало так сильно, что он едва совладел с ним. Он не мог ни взглянуть на нее, ни произнести хоть слово в ее адрес.
Удивительно, но чувство к Манон Баллетти по-прежнему не могло удержать Казанову от увлечений другими женщинами. Сам он потом признался: «В сердце соблазнителя любовь умирает, если не получает питания; это разновидность чахотки». Возможно, это и так, не зря же говорят, что любовь, как огонь, без пищи гаснет.
За сто луидоров в год Казанова снял себе дом, называвшийся Petite Pologne (Маленькая Польша). Он стоял на небольшом холме в предместье Сент-Оноре, позади садов герцога де Граммона. Там были большой сад, три огромных комнаты, конюшня, прекрасный подвал, баня и кухня.
Владелец «Маленькой Польши» считался «королем масла». Впрочем, он именно так и подписывался, и происходило это лишь потому, что Людовик XV однажды случайно остановился у него и невзначай при свидетелях похвалил его масло.
Он оставил Казанове кухарку, которую звали мадам Сен-Жан. А еще Казанова приобрел кучера, две красивые коляски, пятерку лошадей, конюха и двух лакеев.
Примерно в это же время Казанова познакомился с графиней Констанс дю Рюмен, супругой генерал-майора Шарля дю Рюмена.
Она была скорее мила, чем красива, но все любили ее за кротость нрава, искренность и доброе отношение к людям. Она тоже увлекалась каббалой и обращалась по этому поводу к Казанове не реже самой мадам д’Юрфе. Казанова полюбил ее, но никак не мог отважиться на объяснение. Дело в том, что его занимал проект совсем иного рода: он хотел ради разнообразия вложить собственные деньги в какое-нибудь производство. В качестве объекта для вложения была выбрана фабрика, которая должна была наносить цветной рисунок на шелковую материю, которую Казанова собирался получать из Лиона. Желая достичь предпринимательского успеха, Казанова обратился к принцу де Конти, обладавшему юрисдикцией над кварталом Тампль, и с его помощью открыл мануфактуру, работать на которой он нанял двадцать очень милых девушек, которые и должны были красить материю.
Все счета по закупке тканей и красок Казанова оплатил наличными, рассчитав, что ему придется израсходовать около трехсот тысяч, но уже за первый год его доход составит как минимум двести тысяч.
С удовольствием обходил Казанова свой гарем: двадцать отборных фабричных работниц, зарабатывавших в день по двадцать четыре су. Кстати сказать, Манон Баллетти из-за этого очень серьезно обижалась на него, хотя он и клялся ей, что ни одна из девушек не ночует в его доме.
Казанова — фабрикант! Это звучало великолепно. И вообще эта фабрика поначалу здорово повысила уровень его чувства собственного достоинства, ведь в это время он вел в Париже прямо-таки княжескую жизнь.
К сожалению, долго так продолжаться не могло. Полное отсутствие опыта управления и расточительство ежедневно приносили Казанове все новые и новые проблемы. К тому же, его фабрика не могла не страдать от всеобщего недостатка денег в стране, связанного с неудачно развивавшейся Семилетней войной.
В результате, четыреста покрашенных кусков ткани так и остались лежать на складе. Казанове стало грозить банкротство. Конечно же, он предпринял кое-какие попытки спасения, но все было тщетно. Да и как можно было сохранить предприятие, если, при всех проблемах производства и сбыта, его хозяин каждый день устраивал в «Маленькой Польше» пышные пиры для своих работниц. Скорее всего, именно они и разорили его. Он любил их всех сразу, и эти двадцать соблазнительных парижанок стали для него тем самым подводным камнем, о который разбился его бизнес. Он хотел каждую из них и вынужден был слишком дорого платить каждой за ее благосклонность. Первая требовала одну сумму, он давал ее, но следующая требовала еще больше. Каждая такая «любовь» длилась не более трех-четырех дней. А следующая всегда казалась еще лучше, еще привлекательней. Бедный глупый Казанова…
Манон Баллетти изводила Казанову своей ревностью. Она полюбила его, и Шарль-Франсуа Клеман, клавесинист и композитор, который был на двадцать лет старше ее и с которым она была помолвлена, хотя ее мнения и не спрашивали, получил безапелляционный отказ. Теперь официальным женихом считался Казанова, и девушка никак не могла понять, почему он говорит ей, что любит, но постоянно оттягивает женитьбу. В конце концов, она стала обвинять его в обмане.