В конечном итоге мудрый Талейран «начал отделять свою судьбу от судьбы Наполеона, который, по его мнению, слишком зарвался»
[342]
.
По его мнению, император теперь упорно и неистово шел по пути, который стал противоречить интересам Франции. Если говорить коротко, то Наполеон, по убеждению Талейрана (и не только Талейрана), превратился в необузданного честолюбца, ведущего страну к пропасти.
* * *
Как бы то ни было, Наполеон, сохраняя некоторую холодность в отношениях со своим бывшим министром, поручил ему составить ряд статей нового договора с Александром.
Наполеон сказал:
— Я хочу получить свободу действий в отношении Испании, а для этого мне нужно быть уверенным, что Австрия будет сдержанна. И еще я не хочу каким-то образом связать себя с Россией. Подготовьте мне соглашение, которое удовлетворило бы императора Александра, было бы направлено против Англии и предоставляло бы мне полную свободу в остальном.
По словам Альбера Вандаля, император французов «хотел проделать в Эрфурте то же самое, что и в Тильзите»
[343]
.
А вот Жан Орьё выражается по этому поводу еще жестче: «Наполеон попросил Талейрана составить проект союзного договора с царем. Он дал ему его основные тезисы: все брать и ничего не давать»
[344]
.
Талейран выполнил приказание своего императора, но при этом он не переставал опасаться, как бы результатом встречи в Эрфурте не стали крупные перемены. Чтобы их предупредить, он решил прибегнуть к внешнему фактору. Большие надежды в этом он возлагал на Австрию. «Он хотел бы, чтобы Франц I, неожиданно явившись на свидание императоров в Эрфурт, заставил бы их принять себя как третьего участника в совещаниях, с тем чтобы, опираясь на свои восстановленные военные силы, поддержать дело умеренной политики и существующих прав»
[345]
.
Князю фон Меттерниху он написал так:
Ничто не может свершиться в Европе без содействия или противодействия австрийского императора. В настоящем случае я желал бы, чтобы приезд императора Франца подействовал как тормоз
[346]
.
Но Наполеон не захотел, чтобы Австрия присутствовала в Эрфурте: он боялся, как бы это не повело к ее сближению с Россией. В результате приехал лишь барон Карл фон Винцент, участие которого во встрече свелось, главным образом, к роли наблюдателя.
* * *
С российской стороны в Эрфурте находились великий князь Константин, министр иностранных дел граф Н. П. Румянцев, обер-гофмаршал граф Н. А. Толстой, посол во Франции и его брат граф П. А. Толстой, князья П. М. Волконский, В. С. Трубецкой и П. Г. Гагарин, графы Ф. П. Уваров и П. А. Шувалов, а также М. М. Сперанский, К. К. Лабенский и многие другие.
В среде русских дипломатов репутация Талейрана была уже вполне устоявшейся: его называли «попом-расстригой», «письмоводителем тирана» и т. п. «Но никто не отрицал его выдающегося ума, проницательности и дальновидности»
[347]
.
В Эрфурт Талейран прибыл за три дня до приезда самого Наполеона. И поселился он буквально в двух шагах от места, где должен был жить император Александр. Как допустил подобное всегда такой мнительный Наполеон, непонятно…
А вот намерения Талейрана были очевидны: он «подготовил для Эрфурта, своего Эрфурта, собственную политическую программу»
[348]
.
Суть этой программы сводилась к следующему. Он, Талейран, как мы уже говорили, был не согласен с потерявшими всякую меру завоевательными планами Наполеона, не согласна с этим была и Франция. Он, Талейран, видит в императоре Александре единственную силу, которая могла бы покончить с властью Наполеона, а чтобы закрепить новые отношения с Александром, он, Талейран, готов тайно поступить на русскую службу, разумеется, с полагающимся в подобных случаях жалованьем.
— Государь, — заявил при встрече Талейран, — для чего вы приехали сюда? Вам надлежит спасти Европу, и вы в этом преуспеете, если только будете противостоять Наполеону. Французы — цивилизованный народ, а их правитель — нет. Правитель России цивилизован, а народ — нет. Значит, русский государь должен быть союзником французского народа.
Следует заметить, что русскому императору Талейран был крайне несимпатичен. Он «всю жизнь не мог простить Талейрану одну ноту, составленную им по приказу Наполеона. В этой ноте более чем прозрачно намекалось на соучастие Александра в убийстве его отца Павла I»
[349]
.
По этой причине подобные слова ближайшего советника Наполеона показались Александру удивительными и даже подозрительными. Конечно же он не поверил ни одному его слову.
А Талейран тем временем продолжал, говоря о том, что естественные границы Франции проходят по Рейну, Альпам и Пиренеям. «Все остальное — завоевания императора. Франции нет до них никакого дела»
[350]
.
Он и в самом деле был не согласен с безудержными завоевательными планами Наполеона. Не согласна с этим, по его мнению, была и Франция. «Иначе говоря, Талейран заранее отказывался от этих аннексий — он был убежден, что их все равно не удастся долго удержать, — в пользу того, кто помог бы покончить с властью Наполеона»
[351]
.
Принято считать, что, для того чтобы доказать серьезность своих намерений, Талейран вдруг начал выдавать русским один секрет Наполеона за другим, указывая границы, до которых можно доходить в решении спорных вопросов, не вызывая окончательного разрыва.
А. 3. Манфред по этому поводу пишет: «Талейран пытался оправдать свое беспримерное предательство тем, что, изменяя Наполеону, он действовал будто бы в интересах Франции. То были, конечно, софизмы. Талейран действовал в своих личных интересах и в интересах Австрии»
[352]
.
* * *
Наполеон приехал в Эрфурт 27 сентября утром, неожиданно, словно простой путешественник, сопровождаемый только маршалом Бертье. Эскадрон гвардейцев окружал его карету.