Волк - читать онлайн книгу. Автор: Геннадий Якушин cтр.№ 43

Когда я выхожу, капитан еще стоит у дверей клуба. Я делаю вид, что не замечаю его, но он сам подходит ко мне.

— Что-то вы задерживаетесь, Якушин. Неужели не догадывались, что я вас жду? Пошли, проводите меня. — Мы идем вдоль плаца. — Говорите, говорите! — пронизывает меня взглядом комбат.

— Какого же разговора вы ждете от меня? — ерничаю я. — Может, вас посвятить в мои интимные дела?

— Вы посылаете к черту, к дьяволу все моральные законы! А человечество трудилось над ними тысячи лет. Почему, что же случилось? Бунт! Бунт пацана и девчонки, почти детей. Я не понимаю… Что, собственно, происходит? Молчите?

— Хотите на мне отыграться?

— Что вы имеете в виду?

— То, что все говорят!

— Нет! — Он поднимает правую руку с вытянутым пальцем, словно призывая к вниманию, отступает на шаг и, слегка нагнув голову, внимательно меня осматривает. Взгляд капитана делается ужасным. Мы долго стоим молча. Наконец горящие угольки в его глазах остывают, и он рассеяно протягивает мне руку. Я холодно отвечаю на его пожатие. На губах комбата появляется чуть заметная усмешка.

На другой день старшина после теоретических занятий, ближе к вечеру, действительно направляет меня колоть дрова в «апартаменты» старшего лейтенанта Воробьева, и я радуюсь этому заданию.

Ребенком, точнее подростком, я представлял себе под словом «апартаменты» нечто иное. Слово часто упоминалось в романах, которые я тогда читал. Это были залы с роскошными гардинами и золотыми канделябрами, с дамой в вечернем платье и господином во фраке или смокинге. Умопомрачительная обстановка.

Офицерские «апартаменты» — совсем другое. Наши командиры обитают рядом, в полукилометре от казарм. Старшие офицеры живут в новых кирпичных «апартаментах» на две семьи с паровым отоплением и городскими удобствами, а младшие — в старых рубленых, типа деревенской избы, с печным отоплением и удобствами во дворе. А вообще-то любые «апартаменты» для офицерских семей — временное жилье. Промежуточная стоянка между назначениями. Жильцы в них меняются часто.

Ирина встречает меня на крыльце в светло-зеленой вязаной обтягивающей кофточке, черной шерстяной юбке и приглашает в «апартаменты». Я вхожу в избу и окидываю ее быстрым взглядом. Передо мной полудеревенская-полугородская комната: русская печь с придвинутой к ней широкой лавкой, у стены буфет, напротив окна стол, накрытый клеенкой; у другой стены промятый диван, книжные полки над ним и рядом открытая дверь в спальню. Видна полутороспальная никелированная кровать, солдатская тумбочка и старенькое трюмо.

Ирина сразу начинает жаловаться:

— Представляешь, здесь соседи все какие-то навязчивые. Мне до ужаса надоело с ними изо дня в день общаться. Они мне совершенно чужие, а претендуют на близость. Есть такие назойливые, просто нет спасенья. Эти ежедневные встречи, разговоры, сюсюканье, натужная любезность! На все это даже со стороны смотреть противно, а тут живи!

— Да плюнь ты на этих соседей! У тебя же так хорошо! — говорю я весело. Библиотекарь жарко обхватывает меня руками и застывает в долгом поцелуе:

— Как же ту мне нужен!

И через минуту мы уже в постели… Она восхищенно смотрит на меня:

— Гена, мне так хорошо с тобой!

Я целую ее, а она, увидев у меня на груди медальон, подаренный мне когда-то цыганкой, просит его посмотреть. Я снимаю его и даю Ирине. Она открывает медальон и пренебрежительно говорит:

— Я думала, что-то интересное, а здесь какая-то девка нацарапана, и больше ничего! — А потом впадает в уныние. — Вас, мужиков, любят, даже вот медальоны дарят, а конец подобных историй, как и у нас с тобой, прост и зауряден. Об этом свидетельствует жизненный опыт.

— Да-да, — вздыхаю я, — согласен, жизненный опыт. Однако жизнь нам преподносит и приятные сюрпризы, по крайней мере сегодня. Против этого ты же не будешь возражать?

Ирина не успокаивается и начинает у меня выяснять, возможно или невозможно у нас взаимопонимание. Она задает вопросы, на которые у меня нет ответа, и я ей только улыбаюсь. Я не могу понять, играет она или все всерьез, и начинаю фантазировать: — Знаешь, Ирин, я верю, что со мной должно произойти что-нибудь стоящее. Зачем-то ведь я живу? В невероятной истории моего появления на свет должен быть какой-то смысл. Вот я и жду.

А она в ответ на эти мои слова вдруг криком кричит, что я ей совсем чужой, что я не понимаю ее.

— Почему? — удивляюсь я. Но библиотекарь ничего объяснить не может, да, видимо, и нельзя этого объяснить — сама толком, наверное, не понимает.

Ирина набрасывает халат. Я спрашиваю ее:

— Ты с замполитом говорила?

— Еще бы, — отвечает она. — Он поручил мне все, что ты напишешь, на машинке перепечатать. Я же курсы машинисток кончила.

Одевшись, я выхожу на улицу. Пора мне и поработать. Для начала я разгребаю снег у крыльца найденной в сарае лопатой и очищаю дорожку, ведущую от калитки к дому, а потом принимаюсь за дрова.

Колоть их я умею и люблю. Еще на даче в Чепелево я прославился как замечательный дровосек и в этом качестве зарабатывал дополнительные деньги к заводской зарплате. Я умею это делать так, что всем кажется, будто дрова у меня раскалываются мгновенно, почти без усилий, при легчайшем прикосновении топора. Потом я ловко укладываю их в замечательные по стройности и емкости поленницы.

Уже по темноте я захожу в дом. Ирина ставит на стол сало, обсыпанную репчатым луком и политую подсолнечным маслом селедку, порезанную на куски и уложенную в селедочницу. Потом водружает на средину стола самовар и приносит вазочку с вареньем из шиповника. После этого ловко достает ухватом из печи горшок и сковороду, кладет в стоящую передо мной тарелку упревшую рисовую кашу, ломоть поджаренной шейки и завершает все это графинчиком с водкой. Я усаживаюсь на кухонную табуретку и приступаю к еде. Ирина смотрит, как я ем, и губы ее трогает легкая улыбка:

— По-городскому ты ешь, красиво. Ты правда из Москвы?

— Правда, — отвечаю я.

— Мать, отец у тебя там, да?

— И еще два брата.

— А живете где?

— Как где? В квартире.

Во время этого диалога я почему-то испытываю неловкость за то, что живу в Москве, в столице, а Ирина — в этом стареньком домишке. И я льстиво спрашиваю библиотекаря:

— Где ты научилась управляться с русской печью и так классно готовить?

— Я из малюсенького городка, где кирпичными были лишь казармы военного училища да райком партии с исполкомом. Остальные дома — деревянные, с печным отоплением. Мать работала уборщицей одновременно и в райкоме, и исполкоме. Начинала с вечера и убиралась до полуночи. Утром вставала в пять и прибиралась дальше, а к восьми бежала вкалывать на прядильную фабрику, хотя отец и получал неплохую пенсию.

Ему в войну ноги оторвало, а сила мужская у него, видно, оставалась, мать еще двух девок родила. Пятерым прокормиться на одну пенсию можно ли? Отец, правда, сапожничал. Но кто в таком городке будет отдавать обувь кому-то в ремонт?! Как правило, все мужики сами с этим управлялись. Только офицеры из училища приносили иногда. В восемь лет я уже не просто помогала матери, а считай, сама готовила. В девять подменяла ее, убираясь в исполкоме по вечерам, чтобы начальство не заметило. Детям-то работать нельзя. Отца уже не было. Умер…