– Вот уже не мог подумать, виконт, – покачал головой Бастиан Моран, – что мы с вами окажемся товарищами по несчастью.
– В смысле?
– Главный инспектор распорядился создать специальную комиссию для расследования налета на банк и убийства Левинсона. Он полагает, что эти преступления связаны теснее, чем кажется на первый взгляд.
– Вас отстранили от расследования? – не сдержал я удивления.
– Отстранили, – подтвердил старший инспектор. – Из-за вашего ареста, который многие сочли чрезмерно… поспешным. – Он отпил кофе и вдруг спросил: – Хотите совет?
Я поднялся из-за стола и уточнил:
– Держаться от этого дела подальше?
Бастиан Моран кивнул.
– А сами? – укорил я его. – Если вас отстранили, что вы здесь делаете?
– Пью кофе? – предположил полицейский.
Софистика никогда не увлекала меня, поэтому я промолчал и отправился на выход. В одной из кредитных касс обменял колониальные доллары на франки, спрятал толстую пачку банкнот в бумажник и зашагал к ближайшей станции подземки.
Голова была тяжелой-тяжелой, мысли роились в ней, подобно встревоженному рою, но сил на разгадку шарад уже не осталось. Хотелось завалиться в кровать и проспать несколько суток кряду. Тем более, я и понятия не имел, с какого конца подступиться к расследованию налета на банк.
Единственное, что пришло на ум, – попытаться расспросить уволенного за пьянство сторожа угольных складов.
Я решил ближе к ночи съездить к Рамону Миро и попросить его выяснить адрес предшественника, но ночь наступила неожиданно скоро. В один миг она накатила непроглядной чернотой и рассыпалась огонечками звезд.
Проще говоря, на голову мне накинули полотняный мешок, а потом от души приложили по затылку свинчаткой.
Тьма и звезды. Вот и отдохнул…
4
Полагаю, затем меня куда-то утащили и вывернули наизнанку карманы.
Я этого уже не чувствовал. Ничего не чувствовал, пытался выплыть из темной бездны забытья и не мог.
Очнулся от холода и боли. В носу засвербело от пыли, а чихнул – и в голове словно взорвался начиненный тротилом фугас.
Застонав, я попытался ощупать разбитый затылок и не сумел пошевелить ни рукой, ни ногой. Тогда кое-как разлепил глаза и сразу понял, что виновник моего плачевного состояния вовсе не уличный грабитель, позарившийся на толстую пачку банкнот.
В одних кальсонах я сидел посреди заставленного деревянными ящиками склада, а запястья и лодыжки были крепко-накрепко притянуты рассохшимися от старости кожаными ремнями к подлокотникам и ножкам массивного стула с высокой спинкой, еще один ремень перетянул грудь.
На улице шел дождь. Он размеренно шуршал по крыше, где-то позади меня беспрестанно раздавалась веселая капель, под ноги натекла целая лужа.
Я не в больнице.
Несмотря на головную боль, я понимал это совершенно отчетливо.
Даже если удар по голове привел к временному помутнению рассудка и меня поместили в клинику для умалишенных, это не объясняло странных ящиков вокруг, пыли на полу, растрескавшейся штукатурки и наглухо заколоченных окон с ржавыми отметинами загнанных в потемневшие доски гвоздей.
И где тогда санитары? Где врачи, черт меня дери?
Я вспомнил об участи Исаака Левинсона и лихорадочно задергал рукам и ногами, пытаясь освободиться. Тщетно – кожаные ремни пусть и рассохлись от времени, но были затянуты на совесть. Попробовал раскачаться и опрокинуться, но тоже безуспешно. Стул оказался слишком массивным – его ножки для дополнительной устойчивости прикрутили к немалых размеров деревянному щиту.
В изнеможении я запрокинул голову и увидел, как с потолка одна за другой срываются капли воды. Казалось, они летели прямо в лицо, но всякий раз ударялись об пол где-то за спиной.
Умирать не хотелось.
И я начал молиться. Просто проговаривать про себя единственную молитву, которую знал. Единственную молитву, которую оставил нам Спаситель, прежде чем уйти.
Да, я молился! А что еще оставалось человеку в моем положении?
«Возможно, не стоило присваивать деньги оборотня, – мелькнула запоздалая мысль. – Возможно, мы с Рамоном разозлили его куда сильнее, нежели могли представить. Вряд ли теперь он удовлетворится простыми извинениями».
И тут за спиной скрипнула дверь.
Я не стал вертеть головой, только стиснул зубы в ожидании скорой развязки, но вместо оборотня появились три нелепых фигуры в белых балахонах и колпаках с прорезями для глаз, светившимися изнутри.
Сиятельные! Меня похитили сиятельные!
– Где шкатулка, виконт? – спросил вдруг похититель, что стоял в центре.
Я подвигал челюстью, несколько раз растянул в улыбке занемевшие губы, потом уточнил:
– Вы меня точно ни с кем не перепутали?
Левая фигура дернулась, намереваясь отвесить затрещину, но неловко замерла, словно резкое движение вызвало боль. Главарь придержал подельника под локоть и спокойно пояснил свой вопрос:
– Нас интересует алюминиевая шкатулка с выгравированным на крышке рунным знаком молнии.
– Откуда мне знать?
– Эту шкатулку ваша бабка, графиня Косице, положила на хранение в Банкирский дом Витштейна незадолго до своей смерти, – произнес сиятельный все тем же ровным, лишенным всякого выражения голосом.
Я прочистил горло и не удержался от нервного смешка.
– Алюминий неплохо плавится, – сообщил я похитителям. – Насколько мне известно, хранилище полностью выгорело при налете на банк.
– Вздор! – резко выдохнула фигура справа. – Нас подлогом не обмануть!
– Подлогом? – озадачился я, бестолково хлопая глазами.
Похититель в центре печально вздохнул и проникновенно произнес:
– Виконт! С вашей стороны было крайне неосмотрительно изготовить дубликат шкатулки из сплава алюминия с медью. Пятнадцать лет назад подобных сплавов не существовало в природе. – Сиятельный сунул руку в прорезь балахона и достал несколько заполненных печатным текстом листков. – Согласно проведенной экспертизе слиток, оставшийся от шкатулки, содержит не менее четырех процентов меди. Подобный сплав был запатентован всего год назад и является тайной за семью печатями. Египтяне и персы предлагали за него любые деньги, но им отказали, знаете почему? Да просто он используется при производстве корпусов дирижаблей! Дюралюминий, слышали, наверное?
И вновь ко мне придвинулся левый похититель.
– Где настоящая шкатулка, виконт? – потребовал он ответа.
– Понятия не имею, о чем вы говорите.
Фигура справа откашлялась и хриплым голосом пожилого курильщика начала вбивать гвозди в крышку моего гроба: