Слуга ответил не сразу. Он выдержал паузу, собираясь с мыслями, и начал издалека:
– Многие поколения моих предков служили роду Ко́сице. У меня никогда не было других хозяев, и я даже представить не мог, что кто-то может не оценить выпавшей на его долю удачи.
Елизавета-Мария задумчиво изогнула рыжую бровь:
– Неужели даже смерть не сумела поколебать вашу верность?
– О, госпожа! – позволил дворецкий себе снисходительную улыбку. – Мертвецу очень просто хранить верность, не мешают мирские искусы и соблазны.
– Удивительное постоянство, – покачала головой девушка и обратила свое внимание на меня. – Леопольд, тебе не понравилось? Ты плохо кушаешь.
– Не голоден, – ответил я и спросил: – Что, кстати, это? Никак не могу сообразить.
– Это сердце, – с милой улыбкой сообщила Елизавета-Мария, – с соусом из красной смородины. А на второе будет куриная печенка, обжаренная с красным перцем, томатами, базиликом и петрушкой.
– Потроха, – скривился я, хоть особой брезгливостью не отличался. Жизнь отучила.
– Дорогой, ты же сам упрекал меня в излишней расточительности! – напомнила девушка. – Потроха дешевы и питательны!
– Специи наверняка обошлись дороже мяса!
– Мясо без специй – как стейк без крови, – покачала головой Елизавета-Мария и, дабы не осталось недосказанности, сочла нужным пояснить свою мысль. – Просто несъедобно! – заявила она, поднялась из-за стола и ушла в гостиную.
Теодор собрал тарелки и спросил:
– Второе или десерт?
– Десерт, – решил я. – И сразу в спальню. А еще растопи котел, приму ванну.
– Как скажете, виконт.
Дворецкий понес грязную посуду на кухню, а я направился вслед за Елизаветой-Марией. Только шагнул в гостиную и замер как вкопанный – в лицо смотрело острие снятой со стены сабли.
– Защищайтесь! – произнесла девушка, но сразу отступила, развернулась и уверенным движением раскрутила клинок, да так, что загудел вспоротый полосой заточенной стали воздух.
– Убери, – попросил я.
Елизавета-Мария глянула на меня с нескрываемой усмешкой, но все же вернула саблю на ее место над камином.
– Не фехтуешь? – спросила она.
– Нет.
– И почему же?
– Если ты приблизился к противнику на расстояние удара клинком, то совершенно бездарно потратил последние мгновения своей жизни. Так обычно говорил отец.
– И ты с ним согласен?
Я кивнул:
– Целиком и полностью.
– Редкостное благоразумие.
– Это наследственное, – пожал я плечами, еще раз поблагодарил девушку за прекрасный ужин и поднялся в спальню, куда Теодор уже принес поднос с чайником и корзинкой бисквитного печенья.
Но спокойно попить чай не получилось: только избавился от шейного платка, в дверь проскользнула Елизавета-Мария.
– От тебя пахнет смертью, – произнесла она, задумчиво наматывая на палец рыжую прядь.
– Дымом, – поправил я девушку. – От меня пахнет дымом.
– Нет, – рассмеялась та, – смертью.
– Пожалуйста, оставь меня!
– Лео, – вздохнула Елизавета-Мария, усаживаясь на кровать, – я бы рада, но это ты держишь меня здесь, не наоборот.
– Вздор! – отмахнулся я. – Убирайся в ад хоть прямо сейчас!
– Твои слова – лишь пустое сотрясание воздуха. Важны истинные желания. Ты ведь неспроста ухватился за возможность обрести ручного суккуба! На самом деле ты не хочешь меня отпустить, ты жаждешь совсем другого. Так иди и пожни плоды своих трудов, – Елизавета-Мария провела рукой по бедру, – быть может, когда я тебе наскучу…
Желание накатило горячей волной, но я не сдвинулся с места. Даже мысли такой не возникло. Из-под созданного моим собственным воображением обличья прекрасной девушки явственно проступал демонический лик с горящими адским пламенем глазами и ртом, полным мелких острых зубов.
Прислушайся – и услышишь, как скребутся по шелковой ткани платья острые когти, принюхайся – запахнет серой.
– Ну же, Лео! Иди ко мне! – приняла девушка еще более соблазнительную позу и провела раздвоенным кончиком языка по верхней губе. – Ты ведь хочешь этого! Застенчивость помешала тебе признаться в любви, но меня тебе стесняться нет никакой причины. Ты мой господин и повелитель! Можешь делать со мной все, что пожелаешь! Ты ведь этого хотел?
– Нет, – спокойно ответил я, налил чаю и взял из корзинки бисквитное печенье. Откусил, помедлил немного, наслаждаясь вкусом, и запил горячим терпким напитком. – Я прекрасно осознаю, что большая часть тебя находится в моей голове. А оставшееся – это скользкая холодная тварь, с которой я не разделю постель даже под угрозой смерти.
Елизавета-Мария подперла голову рукой и посмотрела на меня с нескрываемым интересом. Алые тени в ее глазах понемногу начали рассеиваться.
– Разве тебе не льстит мое внимание? – спросила девушка.
Я указал на дверь.
Суккуб хрипловато рассмеялась и поднялась с кровати.
– Рано или поздно я заполучу твою душу, – сообщила она.
– Почему бы тебе просто не оставить меня в покое?
– Боюсь, мальчик, это невозможно. – Елизавета-Мария сделал вид, будто собирается потрепать меня по щеке, но отступила, не закончив движения. – Мы связаны уговором, и твоя душа, будто утлый ялик: она качается на волнах и не дает мне уйти на глубину.
– Отличная метафора, – похвалил я образность мышления суккуба.
– Но знаешь, Лео, в твоей душе столько брешей, что скоро она пойдет ко дну и утащит меня за собой. На самое дно и даже дальше – прямиком в преисподнюю.
Девушка развернулась и прошествовала на выход столь стремительно, что я едва успел ее окликнуть:
– Почему это я непременно должен пойти ко дну?
– От тебя пахнет смертью, – просто ответила Елизавета-Мария и вышла за дверь.
Я взял еще одно печенье, с чашкой в руке отошел к окну и какое-то время бездумно смотрел на укутанный ночным мраком город. Ближе к центру темнота казалась не столь беспросветной, там растекались отблески уличного освещения, а на шпилях башен горели сигнальные огни. Да еще высоко-высоко, среди тусклых звезд мигала оранжевая точка, отмечавшая полет грузового дирижабля.
От меня пахнет смертью?
Вздор! Это всего лишь дым.
Дым, и не более того. Но вымыться в любом случае не помешает.
И я отправился в ванную комнату.
Первым делом запер за собой дверь, потом убрал на полку хронометр, бумажник и оба пистолета и подошел к огромной медной ванне, что стояла посреди комнаты на кованых звериных лапах.