Сиятельный - читать онлайн книгу. Автор: Павел Корнев cтр.№ 25

– Какой сорт чая посоветуешь? – спросил я, в задумчивости рассматривая стоящие на полках стеклянные банки со специями, солью, сахаром, кофейными зернами и листовым чаем.

– Опять чай? – неодобрительно поморщился Антонио и достал из-под прилавка бутыль с граппой. – По маленькой?

– Благодарю, – отказался я.

Приказчик наполнил рюмку, влил в себя виноградную водку и тряхнул головой. Не без сожаления спрятал бутылку под прилавок и вздохнул:

– Леопольд, ты будто из Лондона приехал! Чай, чай и только чай! Попробуй кофе!

– Кофе вредно для сердца, и зубы от него темнеют. Об этом во всех газетах пишут.

– Ерунда! – возмутился Антонио. – Ты будто не итальянец!

– Антонио, – вздохнул я, – ты же знаешь, я не итальянец.

– Хватит заливать! Лео, посмотри на себя! Да мы с тобой похожи, как братья!

Определенное сходство между нами и в самом деле просматривалось, но факт оставался фактом – итальянцев среди моих предков не было. Просто дед при пожаловании дворянства решил, что Петр Орсо звучит благозвучней, нежели Петр Медведь, а впоследствии русский офицер Императорской армии взял в жены ирландку, и на свет появился Борис Орсо, мой отец.

Впрочем, родня по материнской линии происходила из старого аристократического рода, ведущего свое начало с первых дней поднятия Атлантиды, а значит, римлян в семейной родословной хватало с избытком.

– Да хотя бы и братья! – рассмеялся я. – Мне нужен чай! И даже не предлагай изыски из Поднебесной, сгодится обычный черный.

К чаю меня пристрастил дед; отец предпочитал водку.

– Черный чай? – вздохнул Антонио и в глубочайшей задумчивости поскреб курчавый затылок. – Возьми высокогорный цейлонский. Или кенийский. Лучше даже кенийский – не исключено, что это – последний урожай.

– Египет? – догадался я.

– Да, если начнется война, убирать урожай будет некому, – вздохнул Антонио, выставил передо мной две банки и снял притертые крышки, предлагая насладиться ароматом.

– Цейлонский, – выбрал я некоторое время спустя. – Как обычно.

Приказчик поставил на одну чашу весов увесистую гирьку, на другую пристроил бумажный пакет и принялся наполнять его весовым чаем.

– Четыре с половиной франка, – объявил Антонио цену, отложив мерную ложку.

– Это за сколько? – уточнил я.

– За фунт.

– За фунт? Антонио, в каком времени ты живешь? Унции, дюймы, пинты! Все это – прошлый век! Поверь мне, имперские единицы измерения гораздо более удобны.

– Да ну их! – отмахнулся приказчик. – Не хочу забивать голову мудреными расчетами! Мой дед взвешивал в фунтах, мой отец взвешивал в фунтах, и я, Антонио…

– Постой! Разве на банке цена указана не за килограмм? – перебил я собеседника. – Девять с половиной франков за килограмм развесного чая, разве нет?

– Брось, Лео! Это слишком сложно для меня!

– Что ты, Антонио! На самом деле все очень просто. Длина экватора сорок тысяч километров, таким образом, один метр – это…

– А почему именно сорок тысяч?

– Почему бы и нет? Главное – стандарт.

– Леопольд, – обреченно вздохнул Антонио, – хватит морочить мне голову! Скажи прямо: чего ты хочешь?

Фунт развесного чая стоил не четыре с половиной франка, а всего лишь четыре франка и двадцать сантимов, но мелочиться с моей стороны было просто некрасиво, поэтому я не стал указывать на неточность расчетов, лишь попросил:

– Будь добр, взвесь полкило.

Приказчик закатил глаза, пробормотал под нос неразборчивое проклятье и, заменив одну гирьку на другую, досыпал в пакет мерную ложку чая.

– Доволен? – спросил он, уравновесив стрелки.

– С меня четыре семьдесят пять, правильно?

– Да!

С улыбкой я кинул на прилавок десятифранковую банкноту, а когда Антонио начал выбирать из кассы сдачу, тихонько спросил:

– Ничего больше не предложишь?

Приказчик стрельнул по мне внимательным взглядом и так же тихо уточнил:

– Сколько?

– Одну.

Тогда Антонио выложил перед собой пластинку в простом бумажном фантике без рисунка и быстро прикрыл ее пятифранковой монетой. Я небрежно смахнул сдачу в карман и предупредил:

– Чай передай через Марио, он будет отправлять посыльного.

– Договорились. Удачи, Леопольд!

– Хорошего дня, Антонио.

Выйдя на улицу, я сдвинул дужку темных очков на самый кончик носа и внимательно огляделся по сторонам. Не заметил ничего подозрительного, освободил от фантика коричневую пластинку и сунул ее в рот.

Блаженство! Чистое, ничем не замутненное блаженство!

Проклятье, как же мало требуется человеку для счастья!

Всего-то несколько граммов шоколада! Да, шоколада. Контрабандного лакомства, за торговлю которым с недавних пор грозил крупный штраф, а то и тюремное заключение.

В самом шоколаде не было ровным счетом ничего противозаконного, но волею судеб какао-деревья произрастали исключительно на территориях, подконтрольных ацтекам, а всякая торговля с этими кровожадными дикарями была прервана сразу после возобновления боевых действий в Техасе. В Старом Свете шоколадные деревья культивировали в субэкваториальной Африке, а ввоз произведенных в Великом Египте кондитерских и табачных изделий находился под запретом уже второй десяток лет.

Какое-то время я простоял, наслаждаясь вкусом лакомства, потом сбросил оцепенение и зашагал к ближайшей остановке паровика. Экономия экономией, но если всюду ходить пешком, разоришься подошвы латать и каблуки прибивать. Обувь не казенная.

2

Ближайшая к итальянскому кварталу ветка паровиков повторяла очертания фабричной окраины; в безветренную погоду дым там стелился по земле непроглядным пологом, заставляя то и дело перхать в бесплодных попытках прочистить саднящую глотку и протирать слезящиеся глаза. Вот и сегодня улицу затянуло серое марево; заводские строения терялись в нем, словно в тумане, и только высоченные трубы маячили где-то вверху наподобие мачт затонувших на мелководье кораблей. Вдоль рельсов тянулись склады и пакгаузы, и лишь когда мы под перестук стальных колес вывернули к реке, на смену им пришли жилые дома.

Сразу после моста Броуна паровик резко замедлил ход и дальше пополз со скоростью неторопливой улитки.

Оно и немудрено – всякий большой город отличается беспорядочным, если не сказать хаотичным, уличным движением, и Новый Вавилон в этом плане исключением вовсе не был. Кареты с заносчивыми извозчиками и бестолковые пешеходы, неповоротливые телеги и стремительные самоходные коляски, верховые и велосипедисты заполоняли улицы, сновали из стороны в сторону и наседали друг на друга, создавая заторы там, где ничто не предвещало их появления.