Легендарный Корнилов. "Не человек, а стихия" - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Рунов cтр.№ 59

– Сдача своего поста для Войскового атамана невозможна, – заявил он. – Нас будет судить страна, но она будет судить и вас за восстание. Это восстание против народа, и за него вас будет судить народ. Вы показали тот путь, по которому могут пойти другие. Этот путь ведет к братоубийству и анархии. Остановитесь, пока не поздно!

Нам известно, что вы выражаете не волю народа, а волю Смольного, – продолжал он. – Говорю вам и предупреждаю – не ошибитесь. Учтите, что порядок на Дону будут устанавливать не вы, а другие, те кому вы расчистите дорогу своей кровью и кровью братьев-казаков. Воля народа выражается не группой заговорщиков, а путем всеобщего, прямого, тайного голосования. У вас этого не было. Поэтому мы не признаем власти вашего комитета и на ваши требования о сдаче отвечаем, что не можем их принять.

За властью мы не стоим. Наша власть – исполнение воли народа. Войсковое правительство может быть сброшено, но вы этим проложите плохой путь, по которому могут пойти и другие. Им уже идут по всей России и это беда для всего ее народа.

Что же касается меня лично, то власть никогда не казалась мне сладкой. Я принял ее потому, что не считал себя вправе отказаться. И уже тогда я понимал, что придя на Дон с чистым именем, я, может быть, уйду отсюда с проклятием… Это мой крест и я намерен нести его до конца, каким бы он ни был…

С трудом закончив речь, Алексей Максимович повернулся и вышел в соседнюю комнату. Там он обессилено опустился в кресло и закрыл глаза. По щеке покатилась одинокая горькая слеза.

Переговоры ни к чему не привели. Вечером делегация под охраной казаков атаманского конвоя отбыла на вокзал, а затем специальным поездом к себе в Каменскую.

А между тем события на Донском фронте складывались не в пользу Каледина. 15 января отряд под командованием Сиверса, двигаясь в эшелонах с двумя бронепоездами, захватил Матвеев Курган. Спустя два дня он подошел к Таганрогу и совместно с восставшими рабочими 19 января овладел городом. Двумя днями раньше красногвардейский отряд Саблина занял станцию Зверево, а затем – город Судии. В это время отряд под командованием Петрова овладел Миллерово. В результате успешного наступления советских войск районы Донской области, остававшиеся в руках Войскового атамана, сократились по площади более чем в два раза.

В середине января военная удача, казалось, вернулась к белогвардейским войскам. 16 января отряд полковника Чернецова выбил красных со станции Лихая и станицы Зверево. Затем, оставив заслон в этих населенных пунктах, Чернецов повел наступление главными силами на станицу Каменскую, и овладел ею к исходу 18 января. На следующий день Каледин получил известие о том, что войска Добровольческой армии отбросили красноармейский отряд Сиверса от Таганрога, захватив при этом орудие, броневик и 24 пулемета.

Новый отряд красных, подойдя со стороны Дебальцево, смял немногочисленный заслон Чернецова и вернул станцию Лихая и Зверево. Чернецов, узнав об этом, повернул от Глубокой обратно, и, вновь разгромив противника, вернул населенные пункты. После этого, усилившись отрядом офицеров и юнкеров, храбрый полковник в ночь на 20 января овладел Глубокой.

Успехи белых были временными. Восстание рабочих, поднятое большевиками в Таганроге в ночь на 14 января, за пять дней тяжелых боев достигло своей цели. Власть в городе вновь перешла в руки Советов.

21 января, получив значительные резервы, красные окружили отряд Чернецова севернее Глубокой. Ожесточенный бой длился несколько часов и закончился поражением белогвардейцев. Чернецов был зверски убит. Путь на Новочеркасск с севера оказался открытым. В этот день Ленин телеграфировал Антонову-Овсеенко: «По поводу победы над Калединым и компанией шлю самые горячие приветы и пожелания и поздравления Вам! Ура и ура!»

Для удержания оставшейся территории Алексей Максимович с трудом мог выделить две тысячи штыков и сабель. Но они ежечасно таяли в боях с превосходящими силами противника.

23 января 1918 года в центре сосредоточения калединских сил в станице Каменской происходит съезд фронтовых казачьих полков и двух запасных полков. Попытка Каледина разогнать этот съезд закончилась неудачей. Посланный для этого 10-й казачий полк перешел на сторону большевиков. Съезд избрал Донской казачий Военно-революционный комитет во главе с бывшим урядником Подтелковым. Донской Ревком приступил к организации своих вооруженных сил, главкомом которых был назначен бывший есаул Герасимов.

Трудности сложившейся обстановки вынудили Каледина в очередной раз обратиться за помощью к руководству Добровольческой армии. 26 января он направил Алексееву и Корнилову телеграмму, приглашая их приехать в Новочеркасск на совещание, чтобы составить общий план военных действий на Дону. Но положение под Ростовом было настолько тяжелым, что ни один из приглашенных генералов не решился оставить войска и город. От лица Добровольческой армии на совещание поехал ее начальник штаба генерал А. С. Лукомский, не имевший полномочий решать принципиальные вопросы. Это было совсем не то, на что рассчитывал Войсковой атаман. Он понял, что командование Добровольческой армии больше не рассчитывает на поддержку со стороны казачества и поэтому едва ли станет отстаивать интересы Каледина, который оставался в одиночестве перед лицом грозного противника.

Генерал Алексеев, спешно формировавший в Ростове новые белогвардейские части, 27 января послал с нарочным письмо главе французской военной миссии в Киев, умоляя французского генерала прикрыть это направление хотя бы одной дивизией чехословацкого корпуса, располагавшейся тогда в районе Киева и Полтавы. Стараясь убедить своего адресата, насколько серьезно положение и как необходима помощь, Алексеев доверительно раскрывал в письме свои планы: «Донская область, – писал он, – была избрана мною для формирования добровольческих армий как территория, достаточно обеспеченная хлебом и входящая в состав, казалось, очень сильного своими средствами и своими богатствами Юго-Восточного союза. Казалось, что эта мощная политическая организация защитит без труда свою самостоятельность от большевиков. Я предполагал, что при помощи казачества мы спокойно создадим новые прочные войска, необходимые для восстановления в России порядка и для усиления фронта. Я рассматривал Дон как базу для действий против большевиков…»

Алексеев наперед считал, что сами казаки не пойдут «для выполнения широкой государственной задачи водворения порядка в России», но верил в то, что, защищая свою территорию, они обеспечат безопасность формирования белогвардейских частей. Теперь он должен был признаться, что он ошибся и в этом. «Казачьи полки, возвращающиеся с фронта, находятся в полном нравственном разложении. Идеи большевизма нашли своих приверженцев среди широкой массы казаков. Они не желают сражаться даже для защиты собственной территории», будучи «глубоко убеждены, что большевизм направлен только против богатых классов, буржуазии и интеллигенции, а не против области…» В результате получилось так, что Добровольческая армия не успевала развернуть формирование и наладить боевую подготовку, как на нее, еще слабую числом, легла вся тяжесть защиты Донской области. Ей нельзя уйти и на Кубань, потому, что кубанские казаки тоже «нравственно разложились» и Кубань вообще не может служить выгодной базой для будущих действий; уход же туда Добровольческой армии надолго отсрочит «начало решительной борьбы с большевизмом для восстановления порядка на территории государства». А без помощи она тем не менее будет вынуждена покинуть, «к общему для России и союзников несчастью», важную в политическом и стратегическом отношении территорию Дона. Алексеев просил прикрыть самое опасное для Донской области направление – с запада, что позволило бы Добровольческой армии «нанести мощный удар большевизму в других направлениях и окончить местную борьбу в нашу пользу», а затем перейти к решению «широкой задачи». Упрашивая французского генерала как можно быстрее принять решение о переброске на Дон дивизии чехословацкого корпуса, Алексеев предугадывал катастрофические последствия отсрочки: «Через несколько дней вопрос может решиться бесповоротно не в пользу Дона и русских интересов вообще».