Легендарный Корнилов. "Не человек, а стихия" - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Рунов cтр.№ 25

В середине апреля Алексеев направил военному министру развернутый доклад. В нем, нарисовав безотрадную картину армии и флота, он сделал вывод о необходимости отсрочить наступление на несколько месяцев, придерживаясь до июня – июля строго оборонительного плана действий. Правительство, однако, не согласилось с предложениями Верховного главнокомандующего. Запросили мнения командующих фронтами. Генерал Рузский считал целесообразным ограничиться обороной, командующие же Западным и Юго-Западным фронтами высказались за активные действия. Суждения подчиненных повлияли на решение генерала Алексеева: он отдал директиву на подготовку наступления. Главный удар предполагалось нанести в полосе Юго-Западного фронта.

В двадцатых числах апреля Временное правительство решило заслушать военное руководство о подготовке к предстоящему наступлению. О том, как проходило это совещание, весьма красочно рассказывает генерал Ю. Н. Данилов, тогда исполнявший обязанности командующего войсками Северного фронта.

«В столице в это время было неспокойно, – отмечал он. – Волнения происходили на почве толкования только что обнародованной ноты министра иностранных дел П. Н. Милюкова, трактовавшей вопрос о «целях» войны. Нота эта, подтверждавшая стремление России продолжать войну, вызвала сильное возбуждение среди наших левых кругов, которые использовали ее как предлог для довольно серьезных демонстраций, враждебных Временному правительству.

Явившись в дом военного министра на Мойке, я получил предложение от А. И. Гучкова, вышедшего ко мне в приемную из своего кабинета, сделать доклад по вопросу, вызвавшему мой приезд в столицу, на заседании Временного правительства. А. И. Гучков в этот период хворал и не выходил из дому. Он, по нездоровью, встретил меня в домашней куртке и мягких сапогах. Извинившись за свой внешний вид, объясняемый нездоровьем, А. И. Гучков предупредил меня, что заседание Временного правительства будет происходить у него на квартире и что часть членов уже собралась у него в кабинете.

– Там же, – добавил он, – и генерал Алексеев, только что прибывший из Ставки.

Войдя в кабинет, я сделал общий поклон и отдельно поздоровался с М. В. Алексеевым, подошедшим ко мне. Вслед за ним подошли и другие, из числа коих некоторых я совсем не знал. Я сразу был засыпан вопросами о том, что делается на фронте.

Члены Временного правительства собирались медленно, и, беседуя с ними, я никак не мог уловить момент, когда собственно частные разговоры перешли в стадию официального заседания…

Перейдя к столу, я закончил свой доклад о печальном положении армий Северного фронта, в смысле их настроений и боеспособности.

– Александр Федорович, – обратился кто-то из слушавших меня к Керенскому с вопросом, – нет ли у вас людей, чтобы послать успокоить войска фронта?

Хорошо бы, если бы эти люди поговорили в одном, другом месте и урезонили бы войска, – пояснил этот кто-то свою мысль.

Я не расслышал ответа, так как он не мог меня интересовать в силу безнадежности предлагавшейся меры. «Какая вера в силу и значение слова!.. Новые бесконечные разговоры на убийственных разлагающих митингах, вместо серьезных, хорошо продуманных мер строгости», – печально подумал я.

Рядом со мной, поникнув седой головой, слушал мой грустный доклад верховный главнокомандующий русской армией генерал Алексеев. К нему подошел один из министров.

– Михаил Васильевич, – сказал он, – меня гложет мысль о необходимости использования в интересах России обещаний наших западных союзников в отношении Константинополя и проливов. Ведь весь смысл войны и принесенных жертв в том, чтобы приблизиться к разрешению этой важнейшей для нашей Родины внешней проблемы. Нельзя ли выделить для этой задачи два-три корпуса войск?

Мне осталось не совсем ясным, как предполагалось использовать эти корпуса. Но какой оптимизм и какое незнакомство с действительным положением на фронте звучало в словах этого министра!

– Вы слышали только что доклад о состоянии армий Северного фронта, – ответил М. В. Алексеев. – В таком же положении находятся войска и на остальных фронтах. Что касается Черноморского флота, то он сохранился не многим больше, чем Балтийский. При этих условиях ни о каких десантных операциях думать не приходится. Нам, глубокоуважаемый Павел Николаевич, «не до жиру, быть бы только живу», – закончил свою мысль генерал Алексеев.

Да, подумал я, хаос, неосведомленность, безволие и бессилие. Такая власть, подменяющая дело словами, обречена на падение…»

1 мая 1917 года генерал Алексеев вызвал в Ставку командующих войсками фронтов, флотов, некоторых командующих армиями. Вопрос, по сути дела, стоял один – о готовности войск к предстоящему наступлению.

Выступившие на совещании генералы Брусилов, Гурко, Драгомиров, Щербачев и другие отметили резкое падение дисциплины, нередкие случаи отказа солдат выполнять приказы командиров, неповиновения офицерам. Касаясь вопроса об отношении солдат к Временному правительству, командующие фронтами были вынуждены признать, что солдаты на правительство не надеются, «для них все в Совете рабочих и солдатских депутатов». Поэтому участники совещания, признавая необходимость наступления на фронте, тем не менее высказали убеждение, что в настоящее время, то есть в мае, армия не готова сколько-нибудь успешно осуществить наступательные операции. К такому выводу они пришли не только из-за низкого морального состояния солдатских масс, но также учитывая недостаточную подготовленность войск в чисто военном отношении. По мнению командующих, провести наступление можно было в лучшем случае в июне 1917 года.

На совещании был рассмотрен также вопрос об отношении с союзниками, которые настойчиво требовали, особенно после провала весеннего англо-французского наступления на Западном фронте, скорейшего проведения русской армией наступательных операций. Генерал Алексеев проинформировал присутствовавших о заявлении союзного командования, что если в ближайшее время русская Ставка не сможет организовать наступление, то в дальнейшем Россия может остаться без поддержки союзников».

Участники совещания ознакомились также с двумя секретными сообщениями от поверенного в делах России в Швейцарии. В первом из них говорилось, что между правительствами Англии, Франции, Италии и Японии состоялся обмен мнениями по вопросу о дальнейших действиях союзников в случае неспособности русской армии осуществить крупную наступательную операцию. «Обмен мнений, – указывалось в сообщении, – привел будто бы к следующему решению: если русская армия не сможет или не захочет начать наступление, то Япония пошлет на Европейский театр, на Итальянский и Французский фронты миллионную армию и будет вести войну до полного поражения Германии».

За этот вклад в победу Япония получала бы права на владение Маньчжурией, а Россия должна была бы уступить ей Уссурийский край. «В случае успеха этой комбинации, – говорилось в сообщении, – окончание войны ожидалось не позднее осени 1917 года». Во втором донесении того же поверенного в делах в Берке сообщалось: «Один из видных членов японской миссии в частной беседе заявил, что если Россия заключит сепаратный мир, то Япония нападет на Россию».