Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Рунов cтр.№ 45

В кровопролитных схватках с врагом русские войска дрались совсем неплохо, нередко – превосходно. Однако мужество и жертвенность не могли компенсировать всевозраставшей нехватки вооружения и боеприпасов. «Трудно на словах передать всю драматичность того положения, в котором оказалась русская армия в кампании 1915 года, – писал участник событий генерал Н. Н. Головин. – Только часть бойцов, находящихся на фронте, была вооружена, а остальные ждали смерти своего товарища, чтобы, в свою очередь, взять в руки винтовку. Высшие штабы изощрялись в изобретениях, подчас очень неудачных, только бы как-нибудь выкрутиться из катастрофы.

Так, в бытность мою генерал-квартирмейстером 9-й армии я помню полученную в августе 1913 года телеграмму штаба Юго-Западного фронта о вооружении части пехотных рот топорами, насаженными на длинные рукоятки. Предполагалось, что эти роты могут быть употребляемы как прикрытие для артиллерии. Фантастичность этого распоряжения, данного из глубокого тыла, была настолько очевидна, что мой командующий, генерал Лечицкий, глубокий знаток солдата, запретил давать дальнейший ход этому распоряжению, считая, что оно лишь подорвет авторитет начальства. Я привожу эту почти анекдотическую попытку ввести «алебардистов» только для того, чтобы охарактеризовать ту атмосферу почти отчаяния, в которой находилась русская армия в кампанию 1915 года».

Потери русских убитыми и ранеными в этот период достигают рекорда – в среднем 235 тысяч человек в месяц против 140 тысяч за всю войну. Великое Отступление обошлось русской армии в 1 миллион 410 тысяч убитых и раненых. Учет, кто погиб, был труден, а зачастую невозможен. Тяжелораненые погибали на оставленных полях сражений или добивались неприятелем. При отступлении части торопливо хоронили своих и «чужих» убитых. Все чаще при отпевании у свежевыкопанных братских могил-рвов звучали скорбные слова священников: «Имена же их ты, господи, веси». Бессчетные солдаты и офицеры гибли только потому, что не были вооружены и обучены, о чем было слишком хорошо известно.

Это вызывало понятную горечь и гнев. Смерть настигала без разбора – нижних чинов и тех, кто мог бы рассчитывать на иную судьбу. Скорбные санитарные поезда развозили по всей России раненых – живое доказательство происходившего на фронте. Назревала, следовательно, обстановка, в которой требовались кардинальные государственные решения. Одним из них стала смена Верховного главнокомандования. Уход великого князя Николая Николаевича с поста Верховного становился неизбежным. Великий князь, кстати, отдавал себе отчет в создавшемся положении. Он считал также, что на смену начальника штаба генерала Н. Н. Янушкевича, которому не удалось ни проявить должной уравновешенности, ни завоевать необходимого влияния в правительственных сферах, должен прийти новый человек. Им он видел генерала Алексеева, в руках которого как командующего войсками Северо-Западного фронта к началу августа сосредоточилось значительное число армий и на долю которого выпала главная задача по выводу их из «польского мешка». Мнение великого князя по этому вопросу полностью разделялось в высших военных кругах. Между тем события развивались.

4 августа «после обычного доклада, – рассказывает в мемуарах военный министр того времени генерал А. А. Поливанов, – государь высказал мне, что намеревается вступить в Верховное командование армиями. На возражение о трудностях, сопряженных с такими намерениями, император Николай II ответил:

– Я много размышлял по сему поводу, и принятое решение является вполне твердым… Вас прошу выехать в Ставку, а также в штаб Северо-Западного фронта, где ознакомиться с мнениями по этому вопросу.

В Ставке от начальника военных сообщений, – продолжает Поливанов, – я узнал, что для переезда в Волковыск, где размещался штаб Северо-Западного фронта, мне удобнее воспользоваться автомобилем, ибо железнодорожный путь ввиду отхода армий занят непрерывно следующими воинскими поездами… В Волковыск прибыли, когда начинало темнеть.

Командующий занимал маленький домик в центре города. Я не видел генерала Алексеева с мая. Озабоченный тяжелым положением своих войск, он был, однако, как всегда, спокоен и сосредоточен. Он выслушал от меня известие о предстоящей ему обязанности обратиться в начальника штаба при Верховном главнокомандующем государе, промолвив, однако, что «придворным быть он не сумеет». По карте он изложил мне современное стратегическое положение… Далее перешли к делам Ставки.

При столь критическом положении нашего фронта, требующем непрерывного к себе внимания, генерал Алексеев признавал перемену высшего командования в данную минуту безусловно вредной…

После ужина у генерала Алексеева я отправился на автомобиле тем же путем на станцию Барановичи. Во вторник 11 августа прибыл в Царское Село. Я был принят в тот же день в 3 часа и изложил подробно мои переговоры с великим князем Николаем Николаевичем и с генералом Алексеевым, получив указания, для ответов на возбужденные ими вопросы. Государь изъявил согласие не торопиться с отъездом в армию и разрешил мне осведомить Совет министров о принятом им решении».

23 августа 1913 года армии и флоту был отдан приказ. В нем после официального текста государя о вступлении на пост Верховного главнокомандующего собственноручно императором Николаем II была сделана приписка: «С твердой верой в милость Божью и с непоколебимой уверенностью в конечной победе будем исполнять наш святой долг защиты Родины до конца и не посрамим земли Русской».

С чинами Ставки.

«Этот значительный по существу акт, – отмечал генерал А. И. Деникин, – не произвел в армии большого впечатления. Генералитет и офицерство отдавало себе ясный отчет в том, что личное участие государя в командовании будет лишь внешнее, и потому всех интересовал более вопрос:

– Кто будет начальником штаба? Назначение генерала Алексеева успокоило офицерство. Фактически, – подчеркивал Антон Иванович, – в командование вооруженными силами России вступил генерал Михаил Васильевич Алексеев… человек, вызвавший в истории различное отношение – и положительное, и отрицательное – к своей военной и политической деятельности, но никогда не давшего повода сомневаться в том, что «крестный путь его озарен кристальной честностью и горячей любовью к Родине – и великой, и растоптанной».

Не всегда достаточно твердый в проведении своих требований, в вопросе о независимости Ставки от сторонних влияний, Алексеев проявил гражданское мужество, которого так не хватало жадно державшимся за власть сановникам».

Поясняя последнюю мысль, генерал Деникин приводит следующий эпизод.

«Однажды, после официального обеда в Могилеве, императрица взяла под руку Алексеева и, гуляя с ним по саду, завела разговор о Распутине. Несколько волнуясь, она горячо убеждала Михаила Васильевича, что он не прав в своих отношениях к Распутину, что «старец – чудный и святой человек», что на него клевещут, что он горячо привязан к их семье, а главное, что его посещение Ставки принесет счастье.