Я, ты, он, она и другие извращенцы - читать онлайн книгу. Автор: Джесси Беринг cтр.№ 40

Начало спора об “истинной” мотивации этих (с точки зрения биологии) мужчин, которых привлекают женщины, относится к 1989 году. Тогда психолог Рэй Бланшар провозгласил существование парафилии, заключающейся в том, что “мужчина возбуждается от мысли о себе как о женщине”. Бланшар назвал это явление аутогинефилией. По мнению Бланшара и его единомышленников, гетеросексуальные МЖ-транссексуалы желают стать женщинами не столько затем, чтобы облегчить дискомфорт от гендерной дисфории, а чтобы приобрести тело желанного эротического объекта. Как вы можете представить, эта теория не нашла популярности у транссексуалов. Многие из них решили, что их считают лжецами, когда они говорят о гендерной дисфории.

Но Бланшар не взял теорию с потолка. В 1986 году он пригласил для участия в эксперименте группу гетеросексуальных МЖ-транссексуалов (до операции). Бланшар дал им задание пофантазировать о том, как они надевают женскую одежду, наносят макияж и так далее. К пенису каждого был прикреплен плетизмограф, с помощью которого экспериментатор измерял степень полового возбуждения.

Бланшар отметил, что “значительная” эрекция наблюдалась даже у мужчин, утверждавших, что для них переодевание связано не с сексом, а лишь с тем, что “в душе они женщины”. При этом, предупредил ученый, эти мужчины не обязательно лгали; он предположил, что они просто не признавались себе.

Если Бланшар прав, то аутогинефилия – это ярко выраженная форма трансвестизма. Этих мужчин возбуждает не только одежда, но и образ женщины как таковой, женская суть, к которой они стремятся. Имея в виду, насколько предвзято к таким людям относится общество (представьте, что о вас без тени смущения говорят “оно” и “это существо”), нетрудно понять, почему концепция аутогинефилии обидела многих в трансгендерном сообществе. Однако, кроме данных самого Бланшара, существует немало подтверждений его теории в старых материалах. Вот, например, запись 1940 года, в которой пожилой трансвестит описывает свои ранние эротические воспоминания. (Я обнаружил этот анонимный фрагмент в архиве Альфреда Кинси в Университете Индианы) [71] :

Моя сексуальная жизнь началась в возрасте двенадцати или тринадцати лет. И она сразу же была связана с желанием носить одежду для девочек. Я обнаружил, что стоит мне надеть платье, юбку или туфли на каблуке, как у меня возникала эрекция. Позднее я спрашивал других трансвеститов, испытывали ли они нечто подобное, и ответы почти всегда были положительными. Если мне нужно было получить сексуальное удовлетворение, все, что мне нужно было сделать – это надеть женскую одежду, или подумать о мальчике, переодетом девочкой, или взглянуть на фотографии мужчин, изображающих женщин… Я отождествлял себя с женским образом.

Ни одна современная сексологическая теория не вызвала столько споров, сколько теория аутогинефилии Бланшара. Несмотря на нападки, никто пока не предпринял попытку повторить эксперимент. Вне зависимости от того, верна теория Бланшара или нет, трудно представить более безобидную парафилию, нежели аутогинефилия. (Человек возбуждается от мысли о себе в образе идеализированного представителя противоположного пола.) Неважно, что выступает “истинной мотивацией”: эротические предпочтения или гендерная дисфория, однако дистресс, от которого нередко страдают транссексуалы, возникает из-за того, что это не представляющее угрозы меньшинство ведет скрытную жизнь среди нетерпимого большинства.

Однако бывает, что сама парафилия становится причиной схода лавины дистресса, и это никак не связано с общественной атмосферой. Вспомним, например, двадцатишестилетнего фетишиста-чихуна из Лондона. Не путайте это с практикой “носолингуса” (сосание носа партнера для получения сексуального удовлетворения). Этот молодой человек (кстати, он актер) имел совсем иные назальные пристрастия. Не могу сказать, как это называется: эта парафилия настолько необычна, что пока не нашелся ученый, который подобрал бы греческое слово. Но больше всего пациента возбуждало – быть свидетелем приступа чихания привлекательного мужчины. Психиатр Майкл Кинг объясняет: “Его интерес был во многом связан с желанием уметь так же привлекательно чихать”. Ни врач, ни пациент не могли с уверенностью сказать, что послужило толчком для необычного стремления. В соответствии с теорией полового импринтинга это могло быть связано с тем, что в детстве пациент часто страдал от аллергии.

В сравнении с прикладыванием к заднему проходу беспозвоночных такой фетиш даже мил. Но страсть этого молодого человека портила ему жизнь. За каждым углом его ждал взрыв чихания, и это приводило к весьма неуместным оргазмам. К тому же, в свободное от работы на сцене время, парень отчаянно пытался повысить собственную привлекательность, изображая “красивое” чихание. Этим он лишь убедил всех, что постоянно болеет, и его вполне предсказуемо (адаптивная реакция на демонстративное распространение микробов) стали избегать. Однажды он завязал отношения, но приревновал к манере чихания своего партнера, и тот в итоге собрал чемодан и ушел. Ну, парень хотя бы попытался. Вообразите лицо человека, который вот-вот чихнет. Не самый выигрышный ракурс, не правда ли?

Субъективность, дистресс, вред, девиантность, дети, невинность, моральное осуждение, индивидуальные различия, половой импринтинг, религия, общество, психические заболевания – все, как видите, очень запутано. Эта тема столь же неопрятна, как и носовой платок фетишиста-чихуна в конце дня. Но чтобы увидеть, насколько все запутано, надо рассмотреть тему вблизи. То, что мы увидели в этой главе, не всегда приятно, и все же это лучше, чем соблюдать дистанцию. Общественное обсуждение заканчивается бесконечным перекладыванием вины друг на друга за то, что некоторые из нас не соответствуют эротическим стереотипам. В этом винят людей, которые якобы сами решили стать девиантами, порнографию, дьявола (куда же без него!), плохих родителей, плохие примеры для подражания, культуру, подавляющую сексуальное выражение, а также психиатров, которые продолжают считать представителей сексуальных меньшинств “больными”. Это бесконечный спор. С позиций морали единственное, что имеет значение – это причиняет ли определенная девиация вред. Если нет, а мы тем не менее продолжаем третировать человека, то мы перестаем быть положительными героями и становимся злодеями.