Лорел замерла. Неужели Кэти все-таки написала Джимми и это произвело такую внезапную перемену? Вопреки всему она невольно пожалела Вивьен Дженкинс: пусть дружба Джимми была небескорыстной, как не посочувствовать молодой женщине, которая радовалась столь малому? Лорел подозревала, что сочувствие имеет еще одну причину – она-то знала, что вскорости ожидает Вивьен. Даже Кэти, так настаивавшая на разрыве с Джимми, отметила удрученно:
Я тревожилась за Вивьен и хотела, чтобы увлечение прекратилось, теперь горюю оттого, что мое желание исполнено. В письме очень мало подробностей, однако тон расшифровать не трудно. Она смирилась с поражением. Пишет только, что я была права и что дружба окончена, и просит не волноваться: все оказалось к лучшему. Печаль или злость я бы поняла, но меня пугает обреченность. Боюсь, как бы не вышло чего плохого. Буду ждать ее следующего письма и надеяться на улучшения. По крайней мере, я действовала из лучших побуждений.
Однако следующее письмо так и не было написано. Тремя днями позже Вивьен Дженкинс погибла, о чем Кэти и сообщила в выражениях, от которых Лорел захотелось плакать.
Тридцатью минутами позже Лорел в ранних сумерках шла к остановке, когда у нее в кармане завибрировал телефон. Номер был незнакомый, но она все равно ответила.
– Лол? – раздался голос.
– Джерри? – В телефоне что-то шумело так, что ей пришлось напрягать слух. – Джерри? Где ты?
– В Лондоне. В телефонной будке на Флит-стрит.
– В городе еще есть работающие телефонные будки?
– Выходит, что да. Если только это не ТАРДИС
[22]
и я сейчас не перенесусь в другую эпоху или на другую планету.
– Что ты делаешь в Лондоне?
– Гоняюсь за доктором Руфусом.
– И? – Чтобы лучше слышать, Лорел зажала ладонью другое ухо. – Нашел его?
– Да. Во всяком случае, его дневники. Сам доктор умер от инфекции в последний год войны.
Сердце Лорел бешено колотилось. Безвременная кончина доктора ее не тронула – в поисках разгадки места для сочувствия не оставалось.
– И? Что ты там прочел?
– Не знаю, откуда начать.
– С самого главного. И побыстрей, пожалуйста.
– Не отключайся. – В телефоне звякнула монетка. – Ты еще здесь?
– Да, да.
Лорел остановилась под круглым оранжевым фонарем, и Джерри сказал:
– Они не были подругами, Лол. Мама и Вивьен Дженкинс. Если верить доктору Руфусу, подругами они не были.
– Что? – Лорел подумала, что ослышалась.
– Они были едва знакомы.
– Мама и Вивьен Дженкинс? О чем ты говоришь? Я видела книгу, фотографию – разумеется, они дружили.
– Мама хотела, чтобы они дружили. Судя по тому, что я прочел, она почти хотела быть Вивьен Дженкинс. Она была одержима мыслью, будто они неразлучные подруги – «родственные души», пишет доктор, но все это происходило только в ее воображении.
– Но… я не…
– А потом что-то случилось – что именно, я не нашел, но Вивьен Дженкинс каким-то образом дала маме понять, что они не подруги.
Лорел вспомнила ссору, о которой упомянула Китти Баркер, что-то, после чего Дороти загорелась желанием отомстить.
– Что это было, Джерри? Что сделала Вивьен?
– Подожди, не отключайся. Черт, монеты закончились.
Лорел услышала, как Джерри яростно перетряхивает мелочь.
– Лол, сейчас телефон отключится…
– Перезвони мне. Найди еще монетки и перезвони.
– Уже не успею. Мы все равно скоро встретимся. Я еду в «Зеленый лог»…
В телефоне щелкнуло, и разговор оборвался.
27
Лондон, май 1941 года
Джимми очень стеснялся первый раз вести Вивьен к отцу. Их комнатенка и в его собственных глазах выглядела неказисто, а уж со стороны все потуги навести уют должны были производить и вовсе жалкое впечатление. Неужто он и впрямь думал, будто сундук, накрытый старым кухонным полотенцем, превратится в стол со скатертью? Очевидно, да. Вивьен, надо сказать, держалась молодцом и старательно делала вид, будто пить чай из разномастных чашек, сидя на краешке стариковской кровати подле клетки с канарейкой, для нее дело самое привычное. Так что в целом все прошло хорошо, невзирая на определенные неловкости.
Одна из неловкостей состояла в том, что отец постоянно называл Вивьен «твоя барышня», а потом еще и спросил – громко и отчетливо, – когда они собираются пожениться. Джимми по меньшей мере трижды поправил отца, всякий раз виновато улыбаясь Вивьен и пожимая плечами. Что еще оставалось? Ну да, старик видел Долл только один раз, в Ковентри, до войны, так что ошибиться немудрено. Главное, Вивьен не обижалась, а старик радовался. Он принял Вивьен как подарок. Видимо, именно такой слушательницы ему недоставало всю жизнь.
Глядя, как они вместе хохочут над каким-нибудь отцовским рассказом, или учат Финчи новым трюкам, или спорят, как лучше насаживать наживку на крючок, Джимми чувствовал, что сейчас его сердце разорвется от благодарности. Уже давно – да, наверное, целые годы – ему не случалось видеть отца без удивленной складки между бровей, гадающего, кто он и где он.
Иногда Джимми ловил себя на том, что пытается на месте Вивьен вообразить Долл: как та наливает отцу чаю, кладя ровно столько сгущенки, сколько тот любит, или рассказывает историю, от которой старик изумленно и радостно трясет головой… но почему-то не получалось. Он стыдил себя за такие попытки. Сравнивать нельзя: это нечестно по отношению к обеим женщинам. Долли приходила бы в гости, если бы могла. Она девушка работающая, с военного завода возвращается поздно и всегда усталая, естественно, что ей хочется проводить редкие свободные вечера с друзьями.
С другой стороны, Вивьен, по-видимому, и впрямь нравилось гостить в их комнатушке. Джимми как-то имел глупость ее поблагодарить, словно за большую личную услугу, а она только посмотрела на него как на ненормального и спросила: «За что?» Он отшутился, чувствуя страшную неловкость, а потом задумался: может, все наоборот, и Вивьен только ради отца с ним и общается? Объяснение было не хуже любого другого.
Джимми по-прежнему иногда удивлялся, почему она тогда разрешила себя проводить. Почему он спросил, понятно. Так радостно снова было ее увидеть; мир будто стал светлее, когда он распахнул дверь и неожиданно оказалось, что Вивьен там, среди детей. После ее ухода Джимми поспешил следом и догнал, когда она еще поправляла шарфик. Он не ждал ответа «да», просто думал об этом всю репетицию. Ему хотелось еще немного побыть с Вивьен не потому, что так сказала Долли, а ради удовольствия продлить встречу.