Хранительница тайн - читать онлайн книгу. Автор: Кейт Мортон cтр.№ 102

В конечном счете на мысль ее навела подслеповатая старуха с Риллингтон-плейс. Когда Вивьен посреди обломков и пыли открыла глаза и поняла, что по-прежнему жива, она заплакала. Слышались завывания сирен, голоса смелых мужчин и женщин, прибывших потушить пожар, помочь раненым, вынести убитых. Больше всего Вивьен хотелось быть неподвижным телом на носилках. Почему, ну почему жизнь не хочет ее отпускать?

Вивьен чувствовала, что почти не пострадала – она была экспертом в оценке собственных травм. Что-то давило сверху, кажется, дверь, – по счастью, не сильно; Вивьен вылезла из-под нее и осталась сидеть на полу, дрожа от нестерпимого холода. Она плохо помнила комнату, но пальцы нащупали рядом что-то меховое – шубку! Довольно легко оказалось вытащить ее из-под двери и накинуть на плечи. В кармане нашелся фонарик, и, проведя лучом вокруг, Вивьен обнаружила, что Долли мертва – раздавлена кирпичами, кусками перекрытия и огромным железным сундуком, провалившимся через пол мансарды.

Вивьен мутило от шока, боли и горького ощущения невыполненной задачи. Она встала. Потолок исчез, вместо него были небо и звезды. Вивьен смотрела на них, гадая, как скоро Генри ее разыщет, когда услышала женский крик: «Мисс Смитэм, мисс Смитэм жива!»

Вивьен повернулась на голос, растерянная, потому что Долли совершенно точно была мертва, и попыталась об этом сказать, бессмысленно тыча рукой в сторону раздавленного тела, но вместо слов из горла вырвался хриплый гортанный стон, а старуха все кричала и кричала, что мисс Смитэм жива, и указывала на Вивьен. И стало понятно: хозяйка принимает ее за Долли.

Голова гудела, мысли путались, и все равно она сообразила, что ей представился шанс изменить все. Сейчас, в разрушенном доме, это было до изумления просто. Новая личность, новая жизнь – Вивьен могла обрести их так же легко, как в темноте накинула на плечи белую шубку. Никто не пострадает – Джимми уже нет, о мистере Меткафе она позаботилась, у Долли Смитэм не осталось родных, а о Вивьен никто не заплачет. И она решилась: сняла обручальное кольцо и, присев в темноте, надела его на палец Долли. Рядом кричали люди, подъезжали и отъезжали «Скорые», где-то с грохотом осыпались кирпичи, пахло дымом, но Вивьен слышала только, как бьется ее сердце – не от страха, а от безумной надежды. Письмо с приглашением на работу по-прежнему было зажато у Долли в руке. Вивьен собралась с духом, взяла его и сунула в карман шубки. Там уже что-то лежало: маленький твердый предмет и книга – она не стала смотреть, какая.

– Мисс Смитэм? – Мужчина в каске прислонил лестницу к краю проваленного пола и поднялся к ней. – Не бойтесь, мисс, вы вас отсюда вытащим. Все будет хорошо.

Вивьен глянула на него и впервые подумала, что, может быть, все и впрямь будет хорошо.

– Моя подруга, – хрипло проговорила она, указывая лучом фонарика на тело в углу комнаты. – Ей же не помочь?

Мужчина глянул на Долли, на ее раздавленную сундуком голову, на руки и ноги, вывернутые под неестественным углом, и тихонько выругался.

– Боюсь, что да. Вы можете сказать, как ее звали? Не надо ли кого-нибудь известить?

Вивьен кивнула.

– Ее звали Вивьен. Вивьен Дженкинс. У нее есть муж, которому надо сообщить, что она не придет домой.

До конца войны Дороти Смитэм стелила постели и убирала за постояльцами миссис Николсон. Она держалась в тени, избегала лишних разговоров и ни с кем не ходила на танцы; мела полы, стирала белье, гладила, а по ночам, лежа в постели, старалась не видеть глаза Генри, смотрящие на нее из темноты.

Поначалу она встречала его повсюду: видела знакомую широкую походку у человека на пристани или жестокие чувственные черты у случайного прохожего, слышала раздраженный голос в толпе, и пугалась до дрожи. Со временем это стало происходить все реже. Дороти радовалась, но продолжала быть начеку, потому что знала: рано или поздно Генри ее разыщет. И не хотела, чтобы он застал ее врасплох.

Она отослала только одну открытку, через полгода жизни в пансионе «Морская лазурь» – самую красивую, какую могла отыскать, с огромным океанским лайнером. Написала на обороте: «Погода здесь чудесная. Все здоровы. Пожалуйста, уничтожь после прочтения» – и отправила своей дорогой, единственной подруге – мисс Кэти Эллис в Йоркшир.

Жизнь мало-помалу входила в колею. Миссис Николсон была суровой хозяйкой, и Дороти это вполне устраивало. Армейские стандарты чистоты и порядка действовали на истерзанную душу почти как лекарство, и она избавлялась от страшных воспоминаний, втирая как можно больше олифы («И не пролей ни капли, Дороти, помни, что сейчас война и надо экономить!») в лестничные перила.

А потом, в июле сорок четвертого, примерно через месяц после высадки в Нормандии, она вернулась из бакалейной лавки и увидела за кухонным столом мужчину в гимнастерке. Он, конечно, был старше, грубее лицом, но Дороти все равно узнала его по мальчишескому фотоснимку, который стоял на камине в гостиной. Ей много раз приходилось брать в руки рамку и протирать стекло, и она хорошо запомнила живые глаза, угловатые скулы, ямочку на подбородке – так хорошо, что сейчас, увидев его на кухне, покраснела от стыда, как будто все эти годы подсматривала за ним в замочную скважину.

– Вы Стивен, – сказала она.

– Ага. – Он вскочил, чтобы взять у нее пакет с покупками.

– А я – Дороти Смитэм. Работаю у вашей мамы. Она знает, что вы вернулись?

– Нет. Черная дверь была открыта, и я вошел.

– Она на втором этаже. Я сейчас сбегаю…

– Не надо, – с неловкой улыбкой торопливо ответил он. – То есть спасибо вам большое, мисс Смитэм, и я бы не хотел, чтобы вы меня неправильно поняли. Я люблю маму, она родила меня на свет, но, если вы не возражаете, я бы посидел несколько минут в тишине и покое, пока не началась моя настоящая армейская служба.

Дороти рассмеялась и сама удивилась этому звуку. Она внезапно поняла, что ни разу не смеялась за все время жизни в пансионе. Много лет спустя, когда дети (в тысячный раз!) спрашивали, как они друг в друга влюбились, Стивен и Дороти Николсон рассказывали про ночь и старый пирс. Стивен прихватил свой старый граммофон, и они танцевали под «Свет серебристой луны» на дальнем конце пирса. А потом Дороти решила пройти по перилам, поскользнулась и упала (пауза для родительского внушения: «Никогда не ходите по высоким перилам, милые»), а Стивен прыгнул следом, как был, в ботинках, и выудил ее из воды. («Так я и подцепил вашу мамочку», – говорил Стивен, и дети хохотали, воображая маму на леске.) И они сидели на песке, потому что лето было теплое, и ели мидий из бумажного стаканчика, и говорили много часов, пока небо на востоке не начало розоветь. А на обратном пути в «Морскую лазурь» оба уже без всяких слов понимали, что любят друг друга. Дети обожали эту историю, им нравилось представлять родителей мокрыми до нитки, маму – беспечной и легкомысленной, папу – героем и спасителем. Однако Дороти в душе знала, что весь рассказ – не более чем красивый вымысел. Она полюбила мужа гораздо раньше: в ту первую встречу на кухне, когда он ее рассмешил.