Убить лучше по-доброму - читать онлайн книгу. Автор: Питер Свенсон cтр.№ 57

Я открыла дверцу машины со стороны Брэда, отстегнула ремень, и тело вывалилось лицом на землю, зацепившись ботинком за порог. Я высвободила ботинок, и нога упала на землю. До колодца оставалось фута три, но тащить его было нелегко. Я перевернула его несколько раз, пока голова и торс не свесились в колодец, затем подняла его тяжелые ноги, пока он не соскользнул вниз. С глухим стуком он ударился о дно колодца, наполнив воздух пылью и едким запахом.

Брэд, знакомься, это Чет. Чет, знакомься, это Брэд.

Я закрыла колодец крышкой, постучала по краям и набросала сверху новой травы, прикрыв, словно волосами, голое место. Я взглянула на часы. Почти три утра. Все прошло так, как планировалось. Прежде чем вернуться в машину, чтобы ехать в Нью-Йорк, я задержалась на минутку: звездное небо, вокруг лишь темнота и природа. «Редкий зверь» – так однажды назвал меня отец, именно так я и ощущала себя. Живой и одинокой. Моим единственным компаньоном в тот момент была я сама в юности – та девчонка, которая сбросила Чета в колодец. Я представила, что она сейчас рядом. Мы встретились взглядом, слова были бы лишними. Мы обе понимали, что выживание – основная задача. Смысл жизни. А отобрать чужую жизнь – наивысшее проявление самой жизни. Я зажмурилась, и девочка исчезла. Она вернулась в меня, и вместе мы поехали в Нью-Йорк.

* * *

В Нью-Йорк я приехала рано утром. Я въехала в город, поколесила по Нижнему Ист-Сайду, пока не нашла место недалеко от станции метро. Район не из лучших – мусор, разбитые витрины магазинов. Несмотря на ранний час, громкая музыка доносилась из машины в квартале отсюда. Я припарковалась под мигающим фонарем. Я не снимала перчатки всю ночь, так что отпечатков не осталось, но я все-таки протерла всю машину небольшим полотенцем, обнаруженным в бардачке. Стерев отпечатки, я расправила полотенце и положила его на запачканное пассажирское сиденье, затем собрала все документы, на которых значилось имя Брэда, и взяла их с собой. Бумаги я засунула как можно глубже в ближайшую урну, под остатки пиццы и кофейные чашки. Ключи от машины я бросила на тротуар со стороны водителя – так, чтобы на них падал свет. Я надеялась, что человек, первым заметивший ключи, не окажется доброхотом и не побежит сразу в полицию. Я рассчитывала на то, что к обеду машину разберут на части в какой-нибудь мастерской.

На метро я доехала до станции «Гранд Сентрал» и купила билет на электричку до Шепога. Ждать пришлось целый час, и я выпила кофе, съела маслянистый донат и стала наблюдать, как постепенно вокзал наполнялся утренними пассажирами. В дороге мне удалось вздремнуть, и я проснулась, дрожа от холода, который пробрал меня до костей после длинной бессонной ночи. Со станции Шепог я три мили шла пешком до «Монкс-Хаус» вдоль заброшенной железной дороги. Я не жила в Шепоге почти десять лет, но мне не хотелось рисковать – вдруг кто-то из знакомых заметит меня.

Когда мама, с большой кружкой кофе в руках, открыла дверь, она воскликнула:

– Дорогая, вот и ты, – и на мгновение я подумала, не предупредила ли я, что приеду, но потом поняла, что она притворяется, на тот случай, если вдруг забыла про мой приезд.

– Ты ждала меня? – спросила я, входя в дом.

– Нет. А надо было? Он ведь не сегодня приезжает, так?

Она говорила о моем отце, который собирался переехать из Америки в «Монкс-Хаус». Я устроила этот переезд, когда летала в Лондон. В двух словах: папе нужно пожить с тем, кто сможет заботиться о нем, учитывая его шаткое психологическое состояние, а маме нужны деньги, чтобы оплачивать счета. Я взяла на себя роль посредника в этой сделке, хотя не знала, что из этого выйдет, но попробовать стоило, по крайней мере, так я себя успокаивала.

– В выходные, мама, – сказала я, направляясь прямо на кухню к кофейнику.

– Что ты там делаешь и что на тебе надето? Похожа на домушника.

За чашкой кофе я рассказала маме, что ездила по работе, собирала материалы для архива колледжа, сначала в Мэне, затем в Нью-Йорке. Я сказала, что оставила машину в Мэне, из Портленда долетела на самолете до Нью-Йорка, а на обратный рейс опоздала. Я сказала, что решила приехать в Шепог, повидаться с ней и, может, вернуться в Мэн за машиной. Нелепая история, конечно, но мама, несмотря на всю свою хваленую интуицию, была на удивление легковерной – по одной простой причине: она не настолько интересовалась людьми, чтобы вдумываться в их слова.

– Даже не знаю, Лили, у меня сегодня группа по гончарному делу…

– До Мэна всего часа три, – соврала я. – А потом ты могла бы поехать за мной в Винслоу. Мы бы поужинали вместе. Можешь переночевать у меня.

Она задумалась, но я знала, что она согласится. По какой-то непостижимой причине мама всегда напрашивалась ко мне в гости, в Винслоу. Ей нравился университетский городок и мой «крохотный домик» (как она говорила), и ей нравилось, что я готовлю для нее. Я знала, что она отвезет меня в Мэн, если потом мы поедем в Винслоу.

– Хорошо, дорогая, – сказала она. – Как интересно! Неожиданное путешествие в Мэн, только ты и я.

Часа два ушло на то, чтобы она собралась, но к полудню мы уже были на дороге, я сидела за рулем ее старого «Вольво». Я толком не спала около тридцати часов, и мысль о том, чтобы провести еще четыре часа за рулем, не радовала меня, но все прошло идеально. Осталось потерпеть еще немного.

Почти всю дорогу мы говорили о моем отце.

– Надеюсь, он не ждет, что мы заживем, как супруги, – сказала она уже не впервые.

– Вы ведь даже не женаты, так что супругами быть не можете, – ответила я.

– Ты понимаешь, о чем я.

– Об этом не беспокойся. Ты даже не узнаешь его. Он очень изменился.

– Надеюсь.

– Его нельзя оставлять одного. По крайней мере, не ночью. У него приступы паники. Не нужно сидеть с ним двадцать четыре часа, но он должен знать, где ты.

– Да, ты говорила.

Я говорила ей несколько раз. Но я понимала, что она не готова увидеть, что стало с ее бывшим мужем. У него всегда были странности и фобии. Он боялся темноты, боялся переходить городские улицы, боялся сидеть на заднем сиденьи в машине. Удивительно! Ведь именно он совершенно бесстрашно выступал перед огромной аудиторией, именно он сбегал с брачного ложа, когда жена засыпала, открывал дверь любовнице и занимался с ней сексом на диване в гостиной, именно он на спор вскарабкался до середины Башни в Провинстауне. Но эта черта моего отца – безрассудство – исчезла после того, что произошло с Джеммой, его второй женой. Они познакомились, когда развод с мамой был наконец-то оформлен; он жил в гостинице на Олд-Бромптон-роуд в Лондоне. Джемма Дэниелс была начинающей писательницей, на год младше меня, и она пришла в любимый паб моего отца, видимо, только с одной целью – увидеться с ним. Они стали неразлучны и поженились всего через полгода после знакомства. Одним из недостатков жизни в Лондоне для моего отца было то, что английские таблоиды смаковали недостойное поведение писателей почти с тем же рвением, что и недостойное поведение футболистов и поп-звезд. Отца и Джемму сфотографировали, когда они ругались на улице; их окрестили «Грязным Дэви и его женой-ребенком». Это было до аварии, когда после очередной субботней вечеринки мой отец, напившись, въехал на своем «Ягуаре» 1986 года в дерево. Джемма сидела на пассажирском месте, она вылетела через лобовое стекло и сломала шею. Отец, который всегда пристегивался, не пострадал. Он вызвал скорую, но не смог выбраться из «Ягуара» и подойти к Джемме. Хотя это ничего не изменило бы. Она умерла на месте. Но пошли слухи, что его нашли в машине, трясущимся от страха, пока его жена висела на изгороди возле дороги. Его осудили за убийство по преступной халатности и посадили в тюрьму на два года. Срок сократили на год, и его отпустили в начале сентября. Я навестила его в Котсволде, где он жил у друзей, и попросила вернуться в Америку и жить с мамой. У отца оставалось достаточно денег, а мама, уволившись из-за разногласий с руководством факультета, едва сводила концы с концами. За «Монкс-Хаус» родители выплачивали обратную ипотеку. Со слезами на глазах отец согласился вернуться в Коннектикут.