Странники войны - читать онлайн книгу. Автор: Богдан Сушинский cтр.№ 67

— Когда они наконец поумнеют? — пожал плечами капитан. — Неужели только тогда, когда красные подступят к Берлину?

Он вопросительно взглянул на бывшего красного.

— Если бы это произошло чуть раньше, против красных сражалось бы до двух миллионов русских. И сладить с нами большевикам было бы куда труднее, чем с частями вермахта и даже СС.

— Но как убедить в этом наших германских корцхофов?

— Объясняя, что большинству немцев уже не хочется ни земли на востоке, ни победы в несостоявшемся блицкриге. Они давно смирились с тем, что война проиграна. Причем проиграна таким образом, что победителем станет вся Европа, с Америкой впридачу. Этого-то они не ожидали. Трудно сражаться на Восточном фронте, зная, что на Западном войска союзников уже подошли к границам рейха. А русские сражались бы на своей земле за освобождение своей Родины. И умирали, кстати, тоже на своей, что немаловажно! И никто не смел бы упрекать их, что они оккупанты. Большинство населения поддерживало бы их как спасителей Отечества от большевизма.

Довольный тем, что вновь сумел зажечь основательно приунывшего в последние дни генерала, Штрик-Штрикфельдт самодовольно улыбнулся.

— Некоторые там, в Берлине, опасаются, что вы уже растеряли весь свой боевой дух и не согласитесь возглавлять армию, которая действительно могла бы двинуться в Россию и вступить в новое сражение со сталинистами.

— Но вы-то уже убедились, что это не так?

— Убеждаюсь. Понемногу. Понимая, что время мы теряем безбожно. Чего сможет достичь ваша армия, когда дивизии вермахта окончательно уйдут за свои границы и руководство рейха попросит победителей о снисхождении?

— Если уж перед маршалами Сталина не смогли устоять наши фельдмаршалы... То есть я хотел сказать: не устоял всемогущий вермахт, подкрепленный дивизиями СС...

— Не оправдывайтесь, капитан. Я не пытаюсь ставить свои полководческие способности выше таланта некоторых ваших фельдмаршалов. Но те, кто в генеральном штабе размышляет подобно вам, не учитывают важной особенности: появление моей армии в России способно расколоть армию большевиков, мы поведем борьбу, привлекая в свои ряды миллионы репрессированных, униженных, обворованных раскулачиванием... К нам потянутся тысячи бывших пленных, понимающих, что сталинский режим не простит им пребывания в плену. Так что, как видите, у меня свои расчеты, и еще никто не сумел убедить меня, что они ошибочны. Жаль, что фюреру сейчас не до них.

Они зашли в небольшой бар неподалеку от санатория и заказали себе по стакану румынского вина. Сладковатое и нехмельное, оно очень нравилось Власову, и только поэтому недавняя сероводородная ванна не представлялась ему помехой.

— Кажется, Хейди собиралась в Мюнхен.

— Она отложила свой визит, как только узнала, что мне удалось согласовать вопрос о продлении вашего лечения.

— Значит, сегодня я смогу увидеться с ней?

— Не знаю, как с ней, но с ее матерью — точно.

Власов вздрогнул и отшатнулся.

— То есть как это понимать? — Испуг его был настолько есте-ственным, что рассмешил Вильфрида. Сейчас генерал напоминал ему лоботряса, ненароком соблазнившего соседскую девчонку и теперь опасающегося, что родители еще чего доброго потребуют жениться на ней.

— Не волнуйтесь, все обойдется... — попытался он успокоить Власова. — Без скандала, без светской хроники. Просто она давно знает о ваших отношениях с Хейди.

— Странно, этого я от Хейди не ожидал.

— Пока живы матери, многие из нас продолжают осознавать себя детьми и в более зрелом возрасте, чем Хейди.

Слушая его, Власов кивал, думая при этом о чем-то своем.

— Ну и как же мне следует реагировать на ее вторжение? — спросил он, как только Штрик-Штрикфельдт умолк.

— Поначалу мать очень противилась знакомству Хейди с вами. Но когда поняла, что у вас это всерьез... капитан выдержал паузу и вопросительно взглянул на Власова.

— Насколько это возможно, — пожал плечами командующий.

— С тех пор она стала яростной поборницей вашего брака. Ее уже не отталкивает то, что вы русский. А то, что вы — генерал, даже привлекает. Мать есть мать. В санатории слишком много мужчин, и она побаивается, как бы Хейди не пошла по рукам. Оснований у нее, конечно, пока никаких, — поспешно заверил Вильфрид. — Но... обычные материнские страхи.

Уходить из деревни оказалось намного сложнее, чем они себе представляли. Пробираясь в темноте по склону оврага, Крамарчук и Мария заметили в одной из прилегающих к нему ложбин едва различимый огонек. Замерли, всмотрелись, прислушались. Да, огонек сигареты. В засаде было двое. Разговор шел о партизанах. Проклинали немцев за то, что решили выставить засады на ночь, хотя партизаны уже черт знает где.

Минут двадцать сержант и медсестра выжидали, надеясь, что полицаи начнут прохаживаться и отойдут подальше от оврага. Но те, очевидно, хорошо устроились в своей ложбинке. И в запасе у них наверняка была фляга самогона или шнапса. А спешить им некуда, впереди целая ночь.

— Вернемся? — тихо спросила Кристич, приседая рядом с Крамарчуком. — Обойдем полем. И в лесок.

— В поле заметят. У леска тоже заезда.

— Тогда решай.

— Что тут решать? Иди первой. Только осторожно. В случае чего — уходи, прикрою. По оврагу уходи. И в леске не задерживайся.

— А ты?

— Главное уйти. Дальше — как цыганка нагадает. — Крамарчуку не хотелось строить сейчас никаких планов, После всего, что они натерпелись в этом селе, немудрено стать суеверным.

Мимо ложбины Мария проходила чуть ли не вприсядку, по-утиному и очень медленно. Проще уж проползти или перебежками. Только сейчас Крамарчук понял, почему так невыносимо трудно было пережить этот день, почему сегодня все казалось сложнее, чем во многих других, куда более сложных ситуациях, в которые ему приходилось попадать раньше. Рядом была Мария. Она все время радом — и это сковывает. А еще — постоянное опасение за ее жизнь.

Он и сам панически боялся оказаться убитым или раненым, потому что тогда погибла бы и эта девушка. Не приведи господь оказаться в одном отряде с ней! Все-таки мудро поступал Громов, на пушечный выстрел не подпуская ее к лагерю. Тем более что лейтенанту было бы еще труднее: он-то знал, что Мария любит его.

Поравнявшись с ложбиной, сержант тоже вынужден был присесть и дальше пробирался буквально на четвереньках: полицаи оказались совсем рядом. Он видел их, слышал голоса и смех, ноздри приятно щекотал дым немецких сигарет. Это казалось чудом, что полицаи до сих пор не заметили их, не ощутили присутствия посторонних.

«Служаки хреновы, ни любви вам, ни передышки! — не смог удержаться Николай. — Вам бы только табак переводить!»

Но Крамарчук явно недооценил их. Едва успел отойти метров двадцать от ложбины, как Мария вдруг споткнулась, зашуршали камни, треснула ветка, и сразу же послышалось: