Странники войны - читать онлайн книгу. Автор: Богдан Сушинский cтр.№ 48

Зомбарт и раньше знал, что иногда он представал разительно похожим на фюрера.

Слегка подвыпив, мог он вызывающе комично пародировать свой оригинал, за что, попав по доносу в гестапо, чуть было не поплатился своей, оказавшейся теперь столь ценной и столь охраняемой, жизнью. Но опять какая-то роковая сила вмешалась в логичное течение его судьбы. И бывший воспитанник одного из детских приютов Вены (полуцыган-полуавстриец, как определил в свое время его происхождение один из медиков, блюстителей расовой чистоты), человек без рода-племени, не знавший в этом мире никого, кто бы назвался близким ему по крови, унтерштурмфюрер Зомбарт вновь возник почти что из небытия.

Полурастоптанный сапогами следователей и конвоиров, обреченный ненавистью фюреропоклонников, которые не в состоянии были ни понять, ни простить человека, решившегося — пусть даже по пьянке — пародировать самого вождя, Манфред Зомбарт был однажды под вечер поднят с нар, поспешно загнан под полухолодный душ, отмыт и одет — при этом он был жутко удивлен, что его столь старательно мылит и одеколонит банщик-судетец.

«Неужели, — думал он, — гестапо так богобоязненно выдерживает ритуал омовения, прежде чем приговоренного ставят у рва или толкают под нож гильотины?»

Но затем его неожиданно вежливо ввели в кабинет следователя и поставили перед рослым громилой в мундире офицера С С, чья левая щека была разукрашена отнюдь не ритуальными лилово-серыми шрамами, придающими ему вид той особой свирепости, которую нельзя имитировать и которая возможна лишь как отражение истинной сущности получеловека-полузверя.

— Это он? — пророкотал штурмбаннфюрер, обращаясь к дежурному офицеру гестапо.

— Теперь он, конечно, мало похож на фюрера... после допросов, бани и всего прочего. Но утверждают...

— Меня не интересует, что утверждают, — не желал терять времени на бессмысленные рассуждения штурмбаннфюрер, который, как потом стало известно Зомбарту, оказался «первым диверсантом рейха». — Вам, лично вам, хоть когда-нибудь, хоть однажды, на мгновение показалось, что перед вами действительно фюрер?

— Но, видите ли...

— Отвечайте на вопрос! Хоть когда-нибудь вам причудилось, что перед вами?..

— Мне? — испуганно втиснул голову в плечи гестаповец. — Честно говоря, нет. Возможно, потому, что в свое время мне приходилось видеть и слышать настоящего фюрера...

— Вы опять уходите от ответа, — жестко напомнил Скорцени, хотя Зомбарту показалось, что ответ был исчерпывающим. Но кто способен был убедить в этом «самого страшного человека Европы»? Особенно когда его властный голос так громыхал на все следственное отделение гестапо, что жизнь в нем замерла, а все живое — вымерло. — Хоть однажды вы почувствовали, что в этом человеке есть нечто демоническое, способное пленить, увлечь, заставить подчиняться, дьявол меня расстреляй?!

— Иногда... Случалось.

— Значит, все же случалось?!

— В этом неудобно признаваться!..

— Мне — удобно, — грохнул кулаком по столу Скорцени. — Мне все признаются, чувствуя при этом ангельское облегчение. Абсолютно все, даже когда мне не хочется выслушивать их исповеди.

А потом состоялся странный какой-то, сумбурный разговор, смысла которого Зомбарт не в состоянии понять до сих пор. Одно ему сразу же стало ясно: Скорцени, пытавшийся уловить в нем хоть какие-то черты величия фюрера, постичь силу его влияния на окружающих, в свою очередь настолько подавлял его, Зомбарта, волю, так гипнотизировал, что ему, уже приготовившемуся к казни, вдруг захотелось стать перед этим верзилой на колени и взмолиться: «Ну хорошо, прикажи казнить... Только не пытай, не доставай этими своими идиотскими вопросами, прекрати этот бессмысленный допрос!»

— Вы знаете, что есть приказ о вашем расстреле? — спросил Скорцени, прекращая, наконец, эту, длившуюся не менее полутора часов, словесную пытку.

— Очевидно, так оно и должно произойти, — смиренно согласился Манфред.

— Но вы будете жить.

Зомбарт несмело улыбнулся и пристально, с собачьей преданностью посмотрел ему в глаза. Неужели ангел-спаситель явился перед ним в облике «самого страшного человека Европы»? Насколько же неисповедимы гнев и милость твои, Господи!

— Вы будете жить, если только будете жить так, как вам будет приказано жить.

Уловить глубинный смысл этой фразы Зомбарту тоже не дано было ни в тот вечер, ни значительно позже. Да и постигал он в ней, как всякий прочий обреченный, только одну, наиболее важную для себя сущность: ему даруют жизнь! Этот не знающий пощады, лишивший жизни сотни людей дарует ему то, что, казалось, уже не способен был даровать никто, — жизнь.

Только потом, вернувшись в камеру-одиночку, Зомбарт вспомнил о двух странных визитах некоего профессора Брофмана, психиатра, которого он вначале принимал то за тайного агента гестапо, то за переодетого священника — столь доверчивым и исповедальным казался голос, столь человечным представлялось обхождение, с каким доктор подступался к своему пациенту. Брофман не признался ему, в чем смысл их длительных бесед, поскольку ему, очевидно, запретили прибегать к подобным признаниям. Но Зомбарт решил для себя, что, наверное, речь идет об излишней судебной формальности. Прежде чем пустить пулю ему в затылок, кому-то очень хочется удостовериться, что пристрелен будет не очередной сошедший с ума фронтовик Первой мировой, а психически вполне нормальный унтерштурмфюрер СС.

И лишь теперь, после беседы со Скорцени он решил, что между этими двумя визитами существует некая дьявольская связь. И что умопомрачительные беседы с психиатром по существу готовили его к встрече с кумиром и пастырем всех германских диверсантов.

Трезво поразмыслив над очередным зигзагом своей более чем странной и непотребной судьбы, — чего-чего, а времени для того, чтобы протрезветь после хмельного вечера, когда, явившись в казарму, он был поприветствован одним из шутников как фюрер и тут же решил подыграть ему, у Зомбарта было предостаточно — интендант от СС решил, что, очевидно, у диверсантов есть особые виды на него. И что, подарив ему жизнь, они очень скоро потратят ее на какую-нибудь провокацию или на международный скандальчик, после которого его тотчас же уберут. Но что он мог поделать, если выбора у него не больше, чем у всякого прочего обреченного?

...Однако все это уже в прошлом.

Зомбарт несмело приблизился к одному из зеркал и, всмотревшись в изображение, осторожно, словно бы опасаясь потревожить праведный сон мертвеца, провел пальцами по бледновато-серым щекам.

«Господи, кто перед тобой? — едва сдерживая ужас, спросил он то ли себя, то ли действительно Господа. — Почему так произошло? Почему все это выпало мне? Неужели в наказание за святотатство? Неужто доктор Брофман прав? Когда я попытался поплакаться ему, он вдруг изрек: «Всякий, кто блаженно возомнит себя дьяволом,, столь же блаженно в дьявола и перевоплощается!» Значит, я в самом деле прогневил Господа тем, что блаженно вздумал пародировать одного из самых блаженных на этой грешной земле?»