Дорога-Мандала - читать онлайн книгу. Автор: Масако Бандо cтр.№ 33

Иногда, отправившись в Тибаси, она покупала на чёрном рынке одежду и уголь, цены там были в пять-десять раз выше, чем по продовольственным карточкам, и деньги, обмененные в Управлении по оказанию помощи репатриированным, растаяли в мгновение ока. Когда в сумке не осталось ни одной купюры, Сая, не поверив, несколько раз всё перерыла. Деньги, ради которых она убила ту женщину, оказались сущими грошами.

После того как она объявила Рэнтаро, что сбережения закончились, он стал приносить ей понемногу. Жить, глядя, как таят твои сбережения, совсем не то, что жить на чужие, пусть даже и небольшие деньги. Отправиться в город, сжимая деньги в руке, стало для Саи в радость. Деньги для неё обладали магическими свойствами. В лесу они были не нужны. Сая росла, ничего о деньгах не зная, и впервые узнала об их силе, только когда отправилась с братом в Кота-Бару. Сая была поражена, когда Кэка, протянув бумажные клочки, обменял их на одежду и сладости. Тут же Сая вспомнила подаренный Рэнтаро воздушный шарик. Образ маленькой бумажки, чудесным образом раздувающейся и превращающейся в плывущую по воздуху круглую радугу, и образ клочков бумаги, превращающихся в сладкие тянучки и ткани чудесных расцветок, наложились друг на друга и оставили в душе Саи неизгладимый след.

Даже не делая покупок, а просто гуляя по городу за руку с Исаму и с деньгами в сумке, Сая испытывала то же радостное волнение, что и при виде тех воздушных шариков. Люди знали, что Сая из репатриированных и не находили подозрительным её ломанный японский. В городе было много репатриированных из Манчжурии или с островов Южных морей. [40] Некоторые родились в колониях или очень долго там прожили и, как и Сая, плохо говорили по-японски. «Ах, вы из Малайи, верно, вам пришлось тяжело. Ведь это там Персиваль намертво блокировал генерала Ямасита», — приветливо заговаривали с ней люди. Но Сая отделывалась натянутой улыбкой и односложными «да» или «нет». И люди отступались от неё как от задетой по ошибке ящерицы. Она назвалась именем Сая. В городе её прозвали — «Сая из Юго-Восточной Азии». Это прозвище очень подходило ей, смуглянке.

Через полгода всем стало известно, что Сая находится на содержании Рэнтаро. Но люди делали вид, что ничего не замечают, так же как они делали вид, что не замечают проходящих мимо составов с оккупационными войсками. Это была эпоха, когда овдовевшие женщины становились проститутками, осиротевшие дети жили на обочинах дорог, школьники чистили обувь, а молодые девушки готовы были скорее расплачиваться собственной кровью, чем торговать своим телом. Было бы удивительнее, если бы репатриированная женщина с ребёнком смогла выжить без мужской поддержки.

Когда приходил Рэнтаро, Сая выпроваживала Исаму из дома, отправляя его гулять. Холодной зимой они занимались любовью под одеялом. Это было единственное тепло. Крепко обняв Рэнтаро, прильнув к нему бёдрами, она чувствовала опьянение. И Рэнтаро опять и опять жадно пил из бьющего из её плоти источника. Когда Рэнтаро кончал, Сая играла с его ослабевшим пенисом. Гладила его, с удивлением думая о том, как только что теряла голову.

Это был такой же пенис, что и у заходивших в бордель японских солдат. Такой же как вонзавшиеся в Саю, убивавшие её мечи. Движимая ненавистью, притягиваемая ею, Сая постепенно начинала энергичнее ласкать член Рэнтаро, и он напрягался так же, как и члены японских солдат. Он точно такой же, думала она.

Это был меч. Мужской меч. Сая хотела сломать этот меч и, оседлав Рэнтаро, неистово вращала бёдрами, требуя от него кончить ещё раз. Чем более измождённым уходил от неё Рэнтаро, тем большее удовлетворение она испытывала.

Во время занятий любовью, мгновенно переносясь от опьянения к чувству мести, Сая больше не чувствовала охватившей её в комнате-каморке животной страсти. Рэнтаро со своим вставшим членом превращался в одного из японских солдат в борделе. Когда ненависть оживала, Сае хотелось своим нутром разорвать его член в клочья. Но когда Рэнтаро уходил, ею овладевала страсть. Ей нестерпимо хотелось снова оказаться в его объятиях и погрузиться в это страстное опьянение. В такие минуты, чем труднее было этого достичь, тем больше она этого жаждала. Так Сая и жила между страстью и ненавистью. Рэнтаро, накрываемый этими волнами, провёл зиму, так и не отправившись в путешествие. Пока он разрывался между своим домом и Саей, год подошёл к концу.

Когда начал таять снег и, пригретая солнцем, показалась чёрная земля, а Исаму пошёл в начальную школу, Сая заметила, что в этом месяце красные цветы не распустились. Когда она объявила, что, кажется, у неё будет ребёнок, Рэнтаро промолчал. После этого он не появлялся в доме Саи десять дней.

Возделывая промёрзшую от снега землю, она терзалась подозрением, не бросил ли он её снова. Когда Рэнтаро появился в следующий раз, на нём была походная одежда, на ногах ботинки с обмотками, а за спиной торчал огромный тюк. Стоя на пороге и не заходя в дом, он объявил, что уезжает продавать лекарства. Исаму только что ушёл в школу, и в голове Саи, мывшей в прихожей посуду, пронеслись самые разные мысли. Но, не успев прислушаться к ним, Сая обняла Рэнтаро:

— Рэн, ты вернёшься? — жалобно спросила она.

— Скоро вернусь. Это ненадолго, — словно оправдываясь, ответил Рэнтаро и протянул Сае бумажные деньги.

Уезжая из Кота-Бару, Рэнтаро тоже сказал, что вернётся, но не вернулся. Сая смотрела на него и думала о том, что он, может быть, снова хочет от неё сбежать.

— Где бы ты ни был, я найду тебя повсюду!

Рэнтаро вздрогнул и только кивнул.

Рэнтаро шёл не спеша, обеими руками придерживая тяжёлый груз. Он не обернулся, хотя и чувствовал спиной взгляд Саи. Тянувшиеся вокруг рисовые поля оживали, будто огромный, бьющийся в земле сом взрыхлял землю. На межах показался хвощ; оставив девичью скромность, распускались тугие бутоны белого клевера. Бурлящие каналы, отведённые от реки Дзёгандзигава, возвещали о таянии снегов в горах Татэяма.

Уже около часа он шёл к станции Тэрада тоямской железной дороги. Уложенные в пять ярусов корзины тянули плечи. Уже около тридцати лет он занимался продажей лекарств и был привычен к тяжёлой клади. Но больше, чем тяжёлый груз, его мучила тяжесть на душе. Появление Саи и Исаму для дома Нонэдзава было подобно взрыву атомной бомбы. Взрывной волной снесло всех членов семьи, дому был нанесён невосполнимый ущерб. Рэнтаро, облечённый правами главы семьи, пытался спасти дом от развала, но вся семья повернулась к нему спиной, и он оказался в полной изоляции. Конечно, в лицо никто его не осуждал. Но его мать Канэ взяла за правило разговаривать с ним иронично, жена Ёко затворилась в молчании. Дети были на стороне бабки и матери, и между ними и Рэнтаро возникло отчуждение. Он часто бывал в отъезде, и все пять лет, проведённые в Малайе, возвращался домой в Японию лишь дважды в год. Связь с детьми изначально была ослаблена, и отчуждение возникло естественно. Даже со старшим сыном Асацугу отношения приняли угрожающий характер. Боясь, как бы в его отсутствие снова не пришла Сая, Рэнтаро вместо себя в поездку отправил сына. Когда Асацугу вернулся из путешествия, его переполняли злость и досада на отца, свалившего на него всю работу, в то время как сам развлекался с женщиной. Живший с ним под одной крышей младший брат Томидзиро и его жена холодно наблюдали за происходящим, словно считая это закономерным возмездием за то, что натворил отец. В доме Нонэдзава Рэнтаро теперь чувствовал себя неприютно, как опальный князь в своих владениях.