Вышене как-то дали попробовать квашеную рыбу, которая среди храмовников считалась деликатесом — по вкусу она напоминала им сыр далекой родины. От ее запаха молодого боярина едва не стошнило, но он под любопытными и насмешливыми взглядами братии, собравшейся в трапезной, все-таки превозмог себя и съел кусок; а потом взял и второй. Вкус квашеной рыбы оказался просто потрясающим, если не принюхиваться. Тем более что в ямы закладывали в основном семгу. Ее квасили только для нужд жителей погоста.
Вышеня по-прежнему каждый день упражнялся с мсье Гильермом. Он делал большие успехи в бое на мечах. Лицо учителя при особо удачной атаке Вышени теряло резкость черт и на нем появлялось подобие одобрительной улыбки, хотя бывший храмовник, казалось, вообще был неспособен на какие-либо человеческие эмоции. За месяцы, что Вышеня пробыл в добровольном изгнании, парень сильно подрос, окреп и утратил детскую непосредственность, присущую ему совсем недавно…
Эта ночь выдалась какой-то беспокойной. Вышеня ворочался на своем жестком ложе и сначала долго не мог уснуть, а потом несколько раз просыпался. Его томило какое-то неясное предчувствие.
Последний раз он проснулся уже перед рассветом, да с такой резвостью, будто и спать не ложился. Сна не было ни в одном глазу. Он вскочил, оделся, спустился вниз и вышел во двор.
Ущербный месяц то прятался за тучами, которые быстро перемещались по небу, то снова появлялся, но свет его был призрачно-туманным. Судя по всему, приближалось ненастье. Вдруг поднялся сильный ветер и начал колобродить, — зашумел, затрещал, а на озере, до того спокойном как зеркало, поднял волну.
Юноша немного походил туда-сюда, чтобы успокоиться и привести свои чувства в надлежащий порядок. Прохладная ночь освежила его, а ветер вымел из головы дурные мысли, и он уже хотел вернуться обратно, но тут ему на глаза попалась сторожевая башня возле ворот, где черным болванчиком, едва различимым в темноте, торчал ночной страж.
Вышеня мигнул раз — стражник стоит, мигнул второй — стражник исчез, и тут же послышался шум падения на землю грузного тела, облаченного в доспехи. А затем на верхушке тына появилась одна темная человеческая фигура, затем вторая, третья… На погост напали! Мысль пронзила юношу, как стрела, и он закричал:
— Аларм!!! Аларм!!! — Вышеня уже знал, что это знак тревоги, по которому бывшие рыцари-храмовники должны немедленно вооружиться и вступить в бой с неприятелем.
Он все еще орал не своим голосом, когда к нему метнулся один из тех, кто забрался на территорию погоста. Остальные открывали ворота. Юноша увидел, как совсем рядом блеснул клинок меча, и в тот же миг бросил в нападавшего свой нож, с которым никогда не расставался. Раздался вопль и нападавший упал. «Хороший бросок! Все-таки игра в свайку здорово пригодилась», — только и подумал Вышеня, отбирая меч у неизвестного; нож, как и в случае с кнехтом из Немецкого двора, попал тому в глаз.
А потом все завертелось, закружило в каком-то диком переплясе. Вышене еще никогда не приходилось сражаться с настоящими врагами, и он дрался, словно во сне. Ему совсем не было страшно; ведь это всего лишь сон! А во сне не убивают, так что за свою жизнь опасаться нечего.
Юноша отбивал удары, нападал, уклонялся, иногда прыгая, как молодой козел, защищался, как учил его мсье Гильерм, — и разил. По крайней мере, двое из нападавших попробовали сталь его меча. Но самым удивительным было то, что ему попался полуторный меч-бастард! Разбойники им практически не пользовались, за редким исключением, — для столь тяжелого и длинного меча требовалась специальная выучка, а рыцарей на Онего, кроме храмовников, не было. Может, на погост напали свеи?
Тем временем проснулись все жители поселения и двор вскоре заполнился бывалыми вояками. Те мигом сбились в гурт и стали работать мечами, словно опытные косари хорошо наточенными косами. Нападавших было много, но они нападали разрозненными группами, достаточно бестолково, и храмовники укладывали их, как снопы, во время жатвы.
Месяц словно решил насладиться зрелищем яростной кровопролитной схватки, засиял на небе чистым золотом, и вскоре бой приобрел некоторую упорядоченность, тем более что среди нападавших нашлись опытные командиры, быстро превратившие неорганизованную толпу в отряд неплохо обученных бойцов. Ворота уже открыли, и к врагу все время подходило подкрепление, поэтому храмовникам пришлось туго.
Но мессир Реджинальд слишком хорошо знал ратное дело, чтобы проиграть бой; а уж о том, чтобы сдаться на милость победителя, и речи не могло идти. Храмовники еще помнили костры, на которых инквизиторы сжигали их братьев, поэтому не тешили себя надеждой на то, что напавшие на них неизвестные проявят к ним снисхождение.
В какой-то момент боя неожиданно открылись окна домов, окружавших площадь, где развернулись основные события, и убийственно точные выстрелы из арбалетов мигом поменяли всю картину. Многие из нападавших не имели доспехов, но и тем, у кого они имелись, спасения от арбалетных болтов не было — с такого близкого расстояния короткие толстые стрелы с массивными стальными наконечниками прошивали их насквозь. Ловушка для неизвестных врагов получилась знатная: перед ними стояла железная стена из храмовников, а по бокам располагались великолепные позиции для стрелков, которых никак не достать, потому что они находились на втором и третьем этажах.
Это был конец авантюры. Первым дрогнул сброд — многочисленные, но неважно вооруженные бойцы без защитного снаряжения. Порушив строй, они бросились бежать к воротам, невзирая на команды своих начальников, облаченных в броню. А стрелки храмовников продолжали опустошать запасы арбалетных стрел, которые настигали беглецов в любом закоулке двора.
Вскоре на территории погоста остались лишь те, кто имели панцири. Сбившись в тесную группу, они начали довольно слаженно отступать, прикрываясь щитами. Но тут храмовники, вооруженные мечами, расступились, и вперед вышли копейщики. Их длинные копья проникали в любые щели в защите и разили наповал. Спустя небольшой промежуток времени из нападавших остались только наиболее стойкие, с отменной воинской выучкой.
Чтобы не терять своих людей понапрасну, опытный в таких делах мессир Реджинальд крикнул по-немецки:
— Сдавайтесь! Иначе вы все умрете! Если не здесь, то в озере! Мы вас всех утопим!
На немецком языке и его диалектах разговаривали многие племена и народы Северной Европы, а судя по командам, начальники нападавших точно были не новгородцы, не корелы и даже не свеи. Но кто же они?
— Мы сдадимся, если вы гарантируете нам жизнь, — после короткого совещания наконец ответил один из неизвестных; он сказал это, как и ожидалось, на немецком языке.
— Даю слово, — ответил мессир Реджинальд.
— И мы уйдем отсюда с оружием… — продолжал немец.
— Нет! — отрезал мессир. — Вы побеждены. И здесь вам не торг, где можно сбить цену.
Немцы снова начали совещаться. Тем временем кто-то из храмовников догадался закрыть ворота, а на сторожевые башни поднялось десятка два арбалетчиков, так что шанс уйти живыми у нападавших превратился в неизмеримо малую величину. Они оказались в глухой западне.