Дегустация волшебства - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Александрова cтр.№ 28

– Знаешь что? – встрепенулась Надежда. – Пойду-ка я туда, погляжу на этого Михаила, может, и узнаю что-нибудь.

– Я в академию больше не пойду! – отрезала Лена. – И так страху натерпелась.

– Жди здесь, я скоро, – на ходу пообещала Надежда.

* * *

У Михаила Рувимчика выдался такой денек, что и злейшему врагу не пожелаешь. Предыдущую ночь пришлось работать над копией, потому что днем не удалось выкроить достаточно времени – замучили семейные проблемы. Работать приходилось дома, то есть в мастерской. Дело в том, что, уходя к новой жене, Рувимчик считал своим долгом, кроме ребенка, оставлять предыдущей жене квартиру. И сейчас с последней, пятой женой, он жил в мастерской. Это был форменный кошмар, потому что младший ребенок Рувимчика девяти месяцев от роду едва научился ходить, но зато очень хорошо научился ползать. Ползал он очень быстро и, по подозрениям любящего отца, не только по полу, но еще по стенам и по потолку, во всяком случае, именно на потолке Рувимчик заметил как-то следы крошечных ручек, вымазанных в краске. Правда, жена, призванная в свидетели, сообщила, что следы эти появились на потолке мастерской задолго до ее там появления, и если и принадлежат они какому-либо ребенку, то вовсе не ее сыну, а предыдущим Рувимчиковым детям.

Так или иначе, с девятимесячным отпрыском приходилось держать ухо востро. И когда под утро Рувимчик положил кисть и смежил утомленные очи, его сын, как все малолетние мучители проснулся по обыкновению в полседьмого утра и, выпущенный матерью поползать, выдавил все краски из запасов отца и создал на себе, на тахте и на полу удивительную цветовую композицию. Счастье, что ему не удалось добраться до мольберта, где стояла готовая копия Жибера.

Очнувшийся от сна Рувимчик чуть не стал заикой на всю жизнь, увидев маленькое разноцветное чудовище. Отмыли ребенка с большим трудом, так что Рувимчик чуть не опоздал в академию. Копию он положил в своем чуланчике на столик и убежал на занятия. А потом позвонила еще одна жена – не то третья, не то четвертая, – по правде сказать, Рувимчик иногда путался в счете, и сказала, что у детей в садике карантин, и они сидят дома, а ей, жене, нужно срочно уйти на собеседование по поводу работы. И что если Рувимчику дороги его дети, то он бросит все и приедет, потому что они сейчас одни сидят в квартире.

Несчастный Рувимчик представил, как его ненаглядные дети – девочки-близняшки пяти с половиной лет – находят спички и устраивают пожар, или ножницами режут шелковое мамино платье, а заодно и себе пальцы, или же открывают дверь незнакомому злодею с приветливым голосом, пришел в ужас и полетел сломя голову спасать собственных детей. Копию он оставил на столике, решив не закрывать дверь чуланчика и посчитав, что если Аристархову нужна копия, то он ее найдет, а с деньгами они потом разберутся.

* * *

Надежда Николаевна с деловитым видом прошла холл академии, поднялась на второй этаж и пошла по коридору. Народу там почти не было – студенты и преподаватели уже разбрелись по классам. Вспомнив Ленины наставления, Надежда без труда нашла в углу возле лестницы маленькую дверь и отворила ее с душевным трепетом. Все сходилось: маленькая комнатка, посредине – пустой мольберт. В комнате по-прежнему никого не было, и Надежда перевела дух. Не думая, что она скажет, если явится хозяин помещения, Надежда устремилась к столику, заваленному холстами. Долго искать не потребовалось, хотя она и сама не знала, какого черта здесь ищет. Тем не менее она с непонятным удовлетворением обнаружила лежащую сверху картину: размер примерно шестьдесят на семьдесят сантиметров, бассейн, мозаичная плитка на полу и женщина с длинными волосами, сидящая на краю бассейна…

– Мистика какая-то! – прошептала Надежда. – Вот же проклятая картина. А что же тогда взял профессор?

Но, приглядевшись, а главное, потрогав картину пальцем, Надежда поняла, что это копия – краски были совсем свежими.

«Так, – пронеслось в голове. – Лена поставила картину на мольберт. Аристархов, очевидно, собираясь забрать копию, вошел, увидел картину, принял ее за копию, спокойно забрал и ушел. Если бы у него было больше времени, он бы, конечно, заподозрил неладное – все-таки специалист. Сейчас я не буду думать, в чем тут дело, откуда взялась копия и почему именно сейчас профессору Аристархову понадобилась копия украденной картины. Важно одно: у профессора сейчас подлинник картины из Эрмитажа, а поскольку он думает, что это копия, то возвращать ее в Эрмитаж не собирается. Тут, в академии, мне больше делать нечего».

Недолго думая, Надежда свернула копию в рулон, спрятала в непрозрачный полиэтиленовый пакет и бросилась вон из мастерской, от души надеясь, что никого по дороге не встретит.

* * *

Аркадий Западло был личностью увлекающейся. Увлекался он в основном спиртными напитками различной крепости, предпочитая те, которые горят. Чего ему только не случалось пить в своей длинной и полной треволнений жизни! Не говоря уже об обычных напитках крепостью от двенадцати до девяносто шести градусов, он пил все выпускавшиеся отечественной промышленностью одеколоны и даже, проснувшись однажды туманным и отвратительным утром в спальне умопомрачительной мадам, влил себе в глотку флакон безумно дорогого французского одеколона. Ни он, ни мадам не могли вспомнить, как их угораздило оказаться в одной постели, а мадам так обрадовалась, когда Аркадий бесследно исчез из ее жизни, что на одеколон она махнула своей холеной рукой. Кстати, Аркадий говорил потом своим многочисленным знакомым, что французский одеколон ему совершенно не понравился – жестковат и букет невыразительный. Наш, незабвенной памяти «Тройной» или простенький «Саша» фабрики «Северное сияние», куда интереснее. То же самое говорил он и о французских коньяках, жестких и резковатых, которым предпочитал армянские петербургского разлива.

Неоднократно приходилось Аркадию пить тормозную жидкость, и он с закрытыми глазами мог определить на вкус ее марку, и даже модель транспортного средства, из которого ее слили. Однажды, когда трудная творческая судьба занесла его в Североморск, где он расписывал ромашками, васильками и героическими лицами современников столовую Штаба Флота, дружелюбные веселые подводники угостили его подозрительной жидкостью, которую они извлекали понемногу из торпедного аппарата. Жидкость была вполне сносного качества, только торпеда на учениях застряла в аппарате, и старшему лейтенанту Поползню объявили строгий выговор с занесением в вытрезвитель.

Короче, Аркадий Западло пил все, что льется. Тем не менее, когда ему перепали одновременно два заказа на замалевку чужих работ и удалось даже от обоих заказчиков выклянчить аванс, Аркадий, как истинный ценитель прекрасного, купил литровую бутылку хорошей патриотической водки «Санкт-Петербург», и теперь взирал на нее, родимую, роняя скупую слезу умиления и радостно облизываясь.

Аркадий стоял перед двумя мольбертами и переводил взгляд с одного на другой. Мастерская, в которую его пустили на два дня, принадлежала на паях трем художникам, старинным знакомым Аркадия, и носила в узких кругах цветистое название «Валтасаровы Чертоги» – отчасти из-за огромных размеров и невероятно высоких потолков, отчасти из-за того, что официальным ее хозяином числился Рудик Бальтазарян.