Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой. История одной вражды - читать онлайн книгу. Автор: Павел Басинский cтр.№ 85

Финансовая проблема отца Иоанна заключается уже в другом: как справедливо раздать огромные средства, которые шли непосредственно к нему, но которые он не мог считать своими, потому что это были деньги, пожертвованные на Церковь? При этом надо учесть, что значительная часть этого потока складывалась из жертв бедных людей, присылавших свои рубли в конвертах одновременно с просьбами молиться о здравии подчас смертельно больных родственников. Когда после смерти отца Иоанна описывали его имущество, на рабочем столе обнаружили 13 000 рублей, причем, как пишет судебный пристав, присутствовавший при описи, эти деньги «были буквально разбросаны на письменном столе под разными письмами, конвертами и почтовой бумагой». Это были последние денежные ручейки, притекшие из разных уголков России.

Для Толстого, за вычетом пятнадцатилетнего периода его семейной жизни с 1862 по 1877 годы, когда он видел себя в роли богатого помещика и успешного писателя, деньги всегда являлись источником страданий. Он страдал от них в молодости, проигрывая в карты и пребывая в постоянных долгах. Так, он проиграл в штосс родовой дом в Ясной Поляне. Ради возмещение долга, проигранного в китайский бильярд, он вынужден был продать М.Н.Каткову повесть «Казаки». Это безусловно унижало его гордость. После духовного переворота он опять страдал из-за денег, испытывая нравственное давление и со стороны семьи, нуждавшейся в них, и со стороны толстовцев и прессы, осуждавших его за «барскую» жизнь в Ясной Поляне. Наконец, он страдал от непрерывно одолевавших его просителей, начиная с собственных мужиков до паломников.

Однако нельзя сказать, чтобы подобное чувство когда-либо испытывал Иоанн Кронштадтский. Как и Толстой, он никогда не был алчен и сребролюбив, но его, если можно так выразиться, понимание денег серьезно отличалось от толстовского. Все-таки неправильно считать, как это часто пишется в биографиях кронштадтского пастыря, что он был совсем равнодушен к деньгам. Выходец из беднейших слоев населения, где каждый утраченный или приобретенный рубль становился источником страдания или радости, не мог быть к ним равнодушен. Скорее всего, когда он получил возможность не считать деньги и в буквальном смысле слова раздавать их налево и направо (левая рука не знает, что творит правая), он испытывал чувство радости от этого.

Интересное свидетельство этой радости приводится в мемуарах Илариона Княгницкого, опубликованных в журнале «Исторический вестник» как «Впечатления провинциала».

В конце службы прямо в алтаре к отцу Иоанну «подходит юноша лет шестнадцати в гимназической одежде и робко протягивает какую-то бумагу.

– Скажите так, на словах, чего вы просите, – сказал Батюшка, продолжая свое дело со свойственной ему поспешностью.

– За право учения… не имею… – слышатся отрывистые слова, произносимые шепотом.

– Сколько с вас требуют?

– Пятьдесят рублей.

Батюшка опускает руку в карман, вынимает оттуда деньги. Отделив часть их, он готовится передать просителю, опять-таки делая это между прочим, не прерывая прежней работы. Теперь он в первый раз внимательно взглянул на стоявшего перед ним юношу, по щекам которого текли невольно выступавшие слезы, а на лице подергивались от волнения мускулы. Кто знает? Быть может, он уже не в одном месте робко и напрасно подавал свою просьбу и пришел сюда с последней надеждой, при неосуществлении которой должны были разбиться все его мечты о светлой будущности! Если бы ему отказали здесь, то он ушел бы в полном отчаянии. Но его просьбе внемлют без всяких оскорбительных расспросов, без унижения личности, дают ему якорь спасения так просто, как будто он попросил какой-нибудь пустяк. Слезы благодарности хлынули из глаз юноши. О, как счастлив тот, кто может исторгать у людей такие слезы!

– Успокойтесь, успокойтесь, голубчик! Я очень рад, что могу помочь вам.

Батюшка гладит по голове наклонившегося юношу. Глазам его невольно бросаются короткие рукава гимназического пальто, расползающиеся швы, – и рука, готовая было уже передать просимую сумму просителю, быстро опять опускается в карман и уже после этого удовлетворяет просьбу.

Радостный ушел юноша, но вскоре вернулся. Его возвратила боязнь ошибки. В смущении он опять подходит к Батюшке, держа еще в руке поданное.

– Батюшка! Вы не ошиблись: тут гораздо больше?

– Нет, не ошибся, – отвечает ему тихо Батюшка, – то вам на пальто… на книги».

Можно ли сомневаться в том, что бывший ученик духовного училища в Архангельске, который, возвращаясь на каникулы в Суру, шел босой и нес на плече казенные сапоги, чтобы их не испортить, испытывал радость от такой милостыни?

Любопытно, что чаще всего в воспоминаниях о милостынях отца Иоанна фигурируют одна, две и три тысячи рублей. Вероятно, в представлении мемуаристов это и были те самые круглые суммы, необходимые для спасения человека в самой критической ситуации.

«Раз при мне пришли к Батюшке две просительницы… – пишет жительница Кронштадта О.И.Малченко. – Одна из них была, видно, богатая дама, другая – просто одетая. Обе, когда он вышел к ним, упали на колени, и обе протянули ему конверты. Батюшка взял в каждую руку свою по конверту, немного подержал их так и потом, скрестив руки, подал им же эти конверты, то есть переменив только. Дама сразу вскрикнула: “Батюшка, что вы делаете, там же три тысячи, это же я для вас!” Батюшка говорит: “Если для меня, то не всё ли тебе равно, что я с ними сделаю, знаете же, что мне самому ничего не надо. Ты лучше посмотри, что у тебя-то в конверте…” – А в том конверте было письмо сына рядом стоящей женщины, где он ей писал, что у него по службе (в государственном учреждении он служил) произошел просчет и, если он не достанет три тысячи рублей, ему ничего не останется, как покончить с собой, – просил мать спасти его…

“Вот видишь, – когда она прочла, сказал ей Батюшка, – ведь ты душу спасла! Какая же ты счастливая!”»

Этот рассказ можно было бы считать легендой, если бы такие свидетельства не повторялись в воспоминаниях многих очевидцев. И вновь речь велась о круглых суммах.

«Как-то бедно одетая женщина со слезами просила у него помощи. Батюшка сейчас же достает из кармана подрясника большой пакет и подает его женщине. Через минуту женщина подбегает к отцу Иоанну и взволнованно говорит ему:

– Батюшка, вы, верно, ошиблись: ведь тут тысяча рублей!

– Ну, что же такое, – отвечает ей отец Иоанн, – твое счастье: иди, благодари Господа».

«Один раз, – рассказывал репортер А.А.Плещеев, – отец Иоанн посетил одного богатого больного купца.

Провожая отца Иоанна, при выходе из квартиры купец сунул отцу Иоанну в руку конверт. У подъезда дома пал к ногам отца Иоанна, прося милостыни, старик. Отец Иоанн без колебаний подал ему только что полученный конверт…

Купец остолбенел.

– Батюшка, что вы сделали, ведь там было 2 тысячи рублей!

– Это его счастье, – ответил равнодушно отец Иоанн».

Эта странная «лотерея» в раздаче денег могла бы показаться капризом избалованного своей популярностью священника, если бы не одно важное обстоятельство. Даже недоброжелатели отца Иоанна всегда признавали, что он был очень глубоким психологом, физиономистом. Он видел людей насквозь. Это было итогом ежедневного общения с людьми из самых разных социальных слоев, которые на исповедях и в личных беседах выворачивали наизнанку души, рассказывая о всех грехах, сомнениях, тайных пороках и так далее. Очевидцы посещений отцом Иоанном гостиницы для паломников в Доме трудолюбия свидетельствовали, что для батюшки не было труда с первого взгляда на исповедника распознать его главную проблему: пьянство (свое или мужа), несчастный брак или невозможность выйти замуж, измена жены или мужа, болезнь ребенка, денежный долг и так далее. Для того чтобы распознать горе, ему не было необходимости выслушивать человека. Если он делал это, то скорее по обязанности исповедника. По-видимому, типические страдания накладывали и типические отпечатки на лица людей.