Сталин, должно быть, приказал Ворошилову извиниться. Климент Ефремович догнал Черчилля и подозвал Ланги, чтобы тот переводил. Все еще красный от смущения, он пробормотал слова извинения. Потом, словно собравшись с духом, внезапно пожелал Черчиллю счастливого дня рождения, который был завтра.
– Желаю вам прожить еще сто лет и сохранить задор и бодрость, – сказал маршал Ворошилов.
Черчилль поблагодарил за поздравление и прошептал Ланги:
– Не слишком ли рано он поздравляет? Не иначе как набивается на приглашение.
Затем лидеры Большой тройки вышли наружу. Там были сделаны знаменитые фотографии, которые знают во всем мире.
После короткого перерыва участники конференции собрались за круглым столом на следующее заседание. Сталин, как всегда, постарался прийти последним. Американцы и британцы уже расселись и приготовились к работе. Зоя Зарубина, дежурившая снаружи, получила какое-то задание и вбежала в дом. Бегом спускаясь по лестнице, она впопыхах врезалась в чье-то плечо. К своему ужасу, девушка обнаружила, что столкнулась с самим Сталиным. «Я замерла и стала по стойке смирно, – вспоминала она. – Я боялась, что меня расстреляют на месте». Сталин никак не отреагировал на неожиданную встречу. Он и Молотов молча прошли мимо. Ворошилов же, всегда относившийся к молодежи с добротой, ласково потрепал ее по руке и сказал:
– Все в порядке, девочка, все в порядке.
Сталин постоянно курил и рисовал красным карандашом в блокноте волчьи головы. Он всегда сохранял полное хладнокровие, редко жестикулировал и еще реже советовался с Молотовым и Ворошиловым. Верховный главнокомандующий продолжал давить на Черчилля и требовать скорейшего открытия Второго фронта.
– Британцы по-настоящему верят в операцию «Оверлорд» или они говорят это только для того, чтобы успокоить русских? – как-то поинтересовался Верховный. Когда ему сказали, что союзники еще не решили, кто будет командовать операцией, вождь проворчал: – Тогда из всех этих операций ничего не получится. Советский Союз попробовал совместное управление и понял, что оно неэффективно. Решения всегда должен принимать один человек.
Препирательства продолжались. Уинстон Черчилль упорно отказывался называть конкретную дату высадки английских и американских войск во Франции. В конце концов Иосиф Виссарионович неожиданно для всех встал и повернулся к Молотову и Ворошилову.
– Давайте не будем тратить наше время напрасно, – холодно сказал он. – У нас много дел на фронтах.
Франклину Рузвельту удалось успокоить рассердившегося союзника.
Вечером того же дня банкет дал Сталин. Ужин прошел в чисто советском стиле. Столы ломились от еды. Вождь пил мало. Он не упускал случая уколоть Черчилля. Франклину Рузвельту эти шутки, похоже, нравились. Сталин с усмешкой сказал: он рад, что Черчилль не либерал, поскольку слово «либерал» в словаре большевиков – самое страшное ругательство. Потом Сталин решил проверить стойкость британца и пообещал расстрелять от 50 до 100 тысяч немецких офицеров. Черчилль был в ярости. Он опрокинул свой бокал. По скатерти растекся коньяк.
– Подобное отношение к пленным противоречит нормам британского правосудия, – проворчал он. – Британский парламент и народ никогда не поддержали бы казнь честных людей, которые сражаются за свою страну.
Рузвельт с улыбкой предложил компромисс – расстрелять только 49 тысяч человек. На банкете присутствовал и Элиот Рузвельт, недалекий сын американского президента. В этот момент он вскочил на ноги и пьяно пошутил, заметив, что не понимает, о чем спор.
– Все равно бы эти пятьдесят тысяч человек погибли в сражениях! – заявил он.
– За ваше здоровье, Элиот! – Сталин поднял бокал и чокнулся с американцем.
Черчиллю реплика Рузвельта-младшего не понравилась.
– Вы что, хотите испортить отношения между союзниками?.. – рассердился он. – Да как вы смеете?
Британский премьер встал и направился к выходу. У самой двери его кто-то остановил. Он почувствовал на плече чью-то руку. Это был Сталин. Рядом с ним стоял Вячеслав Молотов. Оба широко улыбались. Русские сказали, что это только шутка, и попросили не обижаться. «Сталин мог быть очень обаятельным, когда хотел», – написал Черчилль в мемуарах.
Пренебрежительное отношение к Уинстону Черчиллю было не только невежливо, но и вредило общему делу. Сталин снял напряжение, решив немного помучить своего комиссара по иностранным делам.
– Иди сюда, Молотов, – позвал он. – Расскажи нам о своем пакте с Гитлером.
В конце конференции премьер-министр Черчилль отметил свой шестьдесят девятый день рождения. Праздничный ужин прошел в столовой британского посольства. Стены комнаты украшала мозаика из маленьких кусочков стекла. Окна закрывали плотные шторы ярко-красного цвета. Столовая, как писал Алан Брук в дневнике, напоминала древнеперсидский храм. На официантах-иранцах были красно-синие ливреи и белые перчатки, такие большие, что кончики пальцев болтались. Двери охраняли не менее экзотические сикхи в тюрбанах.
Лаврентий Берия, присутствовавший на дне рождения британского премьера инкогнито, настоял на том, чтобы его люди обыскали посольство. Как только Лаврентий Павлович закончил и дал добро, появился Сталин. Когда кто-то из обслуги попытался взять у него шинель, возник переполох. Телохранитель-грузин выхватил пистолет и едва не застрелил бедного иранца. Порядок был скоро восстановлен. На главном столе стоял торт с шестьюдесятью девятью свечами. Сталин произнес тост:
– За моего друга Черчилля, если можно считать мистера Черчилля моим другом.
Затем он подошел к англичанину, слегка обнял его за плечи и чокнулся с ним. Черчилль ответил:
– За Великого Сталина!
На шутку Черчилля, сказавшего, что Британия слегка порозовела, вождь ответил с юмором:
– Это признак хорошего здоровья!
В самый разгар торжества шеф-повар британского посольства вкатил на тележке фантастическое произведение кулинарного искусства. По иронии судьбы это творение представляло для жизни Верховного главнокомандующего куда большую угрозу, нежели все немецкие агенты во всех уголках Персии. Площадь двух высоких пирамид из мороженого составляла один квадратный фут, а в высоту они были четыре дюйма. Внутри горела какая-то лампочка. Из самого центра поднималась трубка двадцатипятисантиметровой высоты, на которой стояла тарелка. На ней находилось огромное мороженое, покрытое сахарной глазурью.
Когда этот шедевр кулинарного искусства оказался рядом со Сталиным, Брук заметил, что лампы постепенно растопляют лед. Мороженое теперь больше напоминало Пизанскую башню. Неожиданно оно наклонилось еще сильнее. Начальник британского Генштаба громко предупредил соседей об опасности.
С грохотом снежной лавины великолепное творение полетело на пол. Официант-перс в последнюю секунду отскочил в сторону. Главный удар пришелся на переводчика Павлова, который в тот вечер надел новый мундир дипломата. Он был в мороженом с головы до ног, но, несмотря на это, не покинул пост. Брук пошутил в мемуарах, что только смерть могла бы заставить его перестать переводить для вождя. Сталину повезло. На него не попало ни капельки мороженого.