Красный монарх: Сталин и война - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Себаг-Монтефиоре cтр.№ 31

Сталин в Москве допускал в разговорах с ближайшими соратниками, что «можно оставить Питер». Но Жукову удалось стабилизировать положение на фронте. Сначала он организовал упорное сопротивление немцам, затем даже перешел в контратаку. Жданов работал бок о бок с генералом и сейчас показывал свою «стальную сущность». Он жаловался, что его трибуналы вяло борются с лживыми и провокационными слухами. «Особые отделы должны организовывать процессы над провокаторами и распространителями панических слухов, – считал он. – Ленинградцы должны знать, как мы относимся к этим негодяям».

Все, что предлагал Сталин, неукоснительно выполнялось. 13 ноября он сообщил Жданову, что немцы строят укрепления в подвалах обычных домов. «Народный комиссар обороны товарищ Сталин дал мне следующие указания, – писал Жданов. – Когда мы будем продвигаться вперед, не пытайтесь захватить тот или иной пункт. Сжигайте дотла дома и целые кварталы. Таким образом мы сможем уничтожить немецкие штабы и войска. Отбросьте всякие чувства и разрушайте все населенные пункты, которые попадутся вам на пути!»

Жукову и Жданову удалось настолько укрепить оборонительные рубежи, что немцы призадумались. Они поняли, что штурм города будет стоить им больших потерь. Какое-то время Гитлер колебался. В конце концов он отменил решительный штурм и приказал заморить Ленинград голодом. Немцы теперь собирались заставить Ленинград сдаться, а не стирать его с лица земли. Началась 900-дневная осада Ленинграда.

Андрей Жданов, несмотря на временное охлаждение отношений, не отказался от привычки писать Сталину прекрасной чернильной ручкой длинные послания. «Главная причина наших неудач – слабость пехоты… Мы помнили ваши слова во время войны с Финляндией, но наши люди отличаются плохой привычкой не заканчивать начатых дел и не анализировать их. Они бросают незаконченное дело и бросаются в разные стороны. Сейчас мы напряженно работаем над тем, чтобы изменить тактику наших атак. Хуже всего то, что начинается голод».

В ленинградскую ловушку попали 2,2 миллиона человек. В декабре 1941-го скончались 53 тысячи человек, потери следующих месяцев окажутся намного больше. Люди умирали прямо на улицах, когда шли по делам; умирали в постелях. Один за другим исчезали целые семьи. Горожане крайне ослабли от голода. Трупов было так много, что их не хоронили. Процветало людоедство. В прихожих квартир простых ленинградцев нередко можно было найти мертвые тела с отрезанными бедрами и грудью. В период между декабрем 1941-го и июлем 1942-го, то есть за полгода, в Ленинграде погибло около миллиона человек.

Андрею Жданову все-таки удалось вернуть доверие Сталина и ленинградцев. В этом ему помог пользовавшийся в городе большим уважением второй секретарь партийной организации Алексей Кузнецов. Постепенно Жданов и Кузнецов стали народными героями. Они делили с земляками невзгоды и лишения, работали день и ночь. Кузнецов, высокий худощавый молодой человек с продолговатым красивым лицом, брал на себя руководство Ленинградом в те минуты, когда у Жданова наступали моменты слабости. Он обходил окопы и траншеи защитников города вместе со своим маленьким сыном.

В ноябре Жданов и Кузнецов приказали проложить путь по льду Ладожского озера – он получил название «Дороги жизни». Этот путь стал единственной ниточкой, связывавшей Ленинград с остальной Россией, только по нему в город поступало продовольствие.

Порой Андрей Жданов вел себя как вполне нормальный и порядочный человек. Когда в одной из ленинградских школ началась дизентерия, Жданов заподозрил, что учителя воруют у детей еду. Он послал генерала разобраться на месте и наказать виновных. Генерал доложил, что ребята уносят еду в банках домой для своих родных. Он не стал им препятствовать.

– Я бы поступил точно так же, – признал Жданов и приказал эвакуировать детей.

Говорят, что после войны Андрей Александрович якобы сказал, что «люди мерли как мухи, но история никогда бы меня не простила, если бы я сдал Ленинград».

Тем не менее Сталин пришел в бешенство, когда Жданов проявил в каком-то вопросе опасную независимость. «Думаете, что Ленинград, которым руководит Жданов, находится не в СССР, а на каком-нибудь острове посреди Тихого океана?» – грозно осведомился он.

«Мы признаем ошибку, – ответил Андрей Жданов и тут же начал докладывать о сложностях с военными операциями на Ладожском озере. В них, по его мнению, были виноваты трусость и предательство командиров 80-й дивизии. – Просим разрешить расстрелять командира 80-й дивизии Фролова и его комиссара Иванова. Совету фронта необходимо бороться с паникой и трусостью даже среди офицеров». «Фролов и Иванов должны быть расстреляны, – дал добро Сталин. – Сообщите прессе».

«Не тратьте время на мелочи, – требовал Верховный. – Сейчас дорога каждая минута. Враг собирает силы для удара по Москве. У вас и других фронтов появляется возможность контратаковать. Воспользуйтесь моментом!»

Андрей Александрович Жданов закончил написанное от руки послание словами: «Мы ждем немецкого поражения под Москвой. Будьте здоровы». Потом добавил: «P. S.: Я становлюсь зол как собака».

* * *

Гитлер приказал приступить к операции «Тайфун». После захвата Киева немецкие танковые дивизии, как и предсказывал Георгий Жуков, повернули на Москву. По замыслу фюрера, решающее наступление на столицу должно было стать нокаутирующим ударом по Советской России.

Гудериан вновь удивил советских военачальников. Его танки совершили хитрый маневр. Они обошли Брянский фронт с фланга в тот самый день, когда Сталин принимал лорда Бивербрука, веселого владельца газетной империи из Канады и члена Британского военного кабинета. Бивербрук приехал обсуждать вопрос об оказании военной помощи России. Советский Союз приобрел сейчас для Лондона огромную важность, потому что отвлекал львиную часть немецких войск с Западного фронта. Вместе с Бивербруком в Кремль прибыл и американский представитель Аверелл Гарриман, посол Соединенных Штатов в Советском Союзе. Гарриман был приятным мужчиной с квадратной челюстью. Его отец владел крупной железнодорожной компанией.

Вождь старательно играл роль приветливого хозяина. Он изо всех сил старался, чтобы у иностранцев не возникло ощущения надвигающейся катастрофы. «Сталин сильно нервничал, – вспоминал Бивербрук. – Он много ходил и все время курил. Было видно, что он испытывает сильное напряжение». Как обычно, Иосиф Виссарионович метался между привычной грубостью и желанием очаровать гостей. Он то рисовал в блокноте любимых волков, то отбрасывал в сторону нераспечатанное письмо Черчилля со словами: «Недостаточность ваших предложений ясно показывает, что вы хотите видеть Советский Союз побежденным». Его рябое лицо казалось почти изможденным и имело нездоровый желтоватый оттенок. Он очень устал.

1 октября, в то самое время, когда развалился Московский фронт, советский руководитель давал пышный банкет в Большом Кремлевском дворце. В 19.30 сто гостей громко беседовали в Екатерининском зале. На стульях и столах можно было увидеть монограммы великой русской царицы. На стенах, обтянутых зелеными шелковыми обоями, висели старинные портреты в позолоченных рамах. Собравшиеся с большим нетерпением и беспокойством поглядывали на высокие сверкающие двери. Ровно в восемь часов наступила тишина. В Екатерининский зал медленно вошел Иосиф Сталин. По тому, как на нем сидел привычный партийный френч, было заметно, что генсек в последнее время сильно похудел.