Двор красного монарха. История восхождения Сталина к власти - читать онлайн книгу. Автор: Саймон Себаг-Монтефиоре cтр.№ 16

Дадже в эти горячие и напряженные дни Сталин не забывал о шутках. На заседании политбюро, когда сурово критиковали Брюханова, Сталин написал Валерию Межлауку, возглавлявшему тогда Госплан: «За все прошлые, настоящие и будущие грехи подвесить за яйца. Если яйца окажутся слишком крепкими и не порвутся, простить и считать невиновным. Если же порвутся, бросить в реку!»

Межлаук неплохо рисовал карикатуры. Он изобразил предлагаемую вождем пытку со всеми анатомическими подробностями и деталями. Те, кто не сомневался в успехе индустриализации, весело посмеялись над рисунком. Брюханов был уволен и позже расстрелян.

Летом 1930 года XVI съезд партии провозгласил Сталина вождем. Надя в это же время заболела какой-то серьезной болезнью. Он отправил ее в Карлсбад, где можно было найти лучших докторов, и предложил заехать в Берлин повидаться с братом Павлом и его женой Женей.

Проблемы со здоровьем у Надежды Аллилуевой носили, очевидно, психосоматический характер. Никто не мог понять, в чем же дело. Из истории болезни Нади, которую сохранил Сталин, видно, что в разное время она страдала от многочисленных болезней. Острые боли в желудке, вероятно, были вызваны предшествующим абортом. Сильные головные боли вполне могли быть симптомом синостоза, болезни, при которой срастаются кости черепа. А может, главной причиной всех ее болезней было страшное напряжение, вызванное внутренней борьбой в СССР.

Надо сказать, что в эти дни Сталин вел себя как примерный муж. Он лихорадочно организовывал съезд, сражался с врагами в деревне и противниками в политбюро, но с женой был, как никогда, ласков.

«Татка! Как прошло путешествие? Что видела? С докторами встречалась? Что они сказали о твоем здоровье? Напиши мне обо всем этом, – просил Сталин в письме 21 июня. – 26-го открываем съезд. Дела идут не так уж и плохо. Я по тебе скучаю. Поскорее возвращайся домой. Целую».

* * *

Летом Сталин при поддержке грозного Серго Орджоникидзе разыграл одну из хитроумных комбинаций, разгромив так называемый заговор «Промпартии», одновременно стараясь ослабить позиции Калинина.

Сталин регулярно встречался с Менжинским. Они обсуждали другие заговоры. Сталин сомневался в верности Красной армии? ОГПУ вынудило двух офицеров дать показания против начальника Генерального штаба Михаила Тухачевского, талантливого и смелого командира. Тухачевский с 1920 года, со времен войны с Польшей, был злейшим врагом Сталина. Тухачевского ненавидели менее сообразительные командиры, которые постоянно жаловались Ворошилову, что начальник штаба ведет себя крайне высокомерно и издевается над ними, выдвигая «грандиозные планы». Сталин соглашался с Ворошиловым. Идеи Тухачевского, считал он, были фантастичны и настолько честолюбивы, что почти граничили с контрреволюцией.

Следователи ОГПУ выбили из арестованных очень серьезные показания, согласно которым Тухачевский планировал заговор против политбюро. В 1930 году это считалось среди большевиков самым страшным преступлением. Сталин решил испытать преданность своего сильного союзника Серго: «Только Молотов и мы с тобой знаем о заговоре… Как ты считаешь, это возможно? Ну и дела! Поговори об этом деле с Молотовым…» Но Серго не захотел пойти так далеко. В 1930 году Тухачевского не тронули: он оказался «чист на все 100 процентов», как писал в октябре Сталин Молотову. «Это очень хорошо!» – лицемерно добавил он.

Интересно, что за семь лет до начала Большого террора Сталин решил устроить генеральную репетицию. Он выдвинул те же обвинения против тех же самых жертв. Но не нашел поддержки даже среди друзей. Архивные документы показывают, что первое «дело Тухачевского» имело свое удивительное продолжение. Поняв, что предложения амбициозного Тухачевского очень полезны и важны, Сталин извинился перед ним. «Сейчас, когда вопрос для меня в значительной мере прояснился, должен признать, что мое замечание было чересчур сильным, а выводы совсем неправильные».

* * *

Надя вернулась из Карлсбада и отправилась с мужем в отпуск. Мысли Сталина были заняты интригами. Он размышлял над тем, как полностью подчинить Калинина и Рыкова. Поэтому для жены времени у него было немного. Она чувствовала себя лишней. «У меня сложилось впечатление, что ты хотел, чтобы я побыстрее уехала», – обиженно написала Надя из Москвы. В столице Молотовы, которым, как обычно, до всего было дело, поругали ее за то, что она оставила Сталина. Надя сердито сообщила мужу об их упреках. Сталин рассердился. Он был зол не только на Молотовых, совавших носы в чужие дела, но и на супругу, которая подумала, что он ей не рад.

«Передай Молотову, что он ошибается, – ответил он. – Упрекать тебя может только тот, кто не знает моих дел». Через какое-то время Аллилуева выяснила у своего крестного отца Енукидзе, что Сталин откладывает возвращение до октября. Сталин объяснил, что специально солгал Енукидзе, чтобы ввести врагов в заблуждение.

«Татка, я сам запустил этот слух в целях большей секретности и безопасности, – оправдывался Сталин. – Только ты, Татка, Молотов и, может быть, Серго знают точную дату моего возвращения».

Доверяя Молотову и Орджоникидзе, Сталин разочаровался в Авеле Енукидзе, некогда одном из самых близких друзей, симпатизировавшем правым. У Енукидзе было прозвище Тонтон. Этот опытный заговорщик был на два года старше Сталина. Он знал Кобу и Аллилуевых с начала века. Еще один тифлисский семинарист, Авель Енукидзе организовал в 1904 году в Батуми подпольную большевистскую типографию. Авель никогда не отличался особым честолюбием и, говорят, даже отклонил предложение стать членом политбюро. Возможно, поэтому у него не было врагов. Он дружил со всеми. Енукидзе не рвал отношений с разбитыми оппозиционерами и всегда был рад помочь старым друзьям. Благодаря общительному характеру этот веселый грузинский сибарит имел обширные связи среди большевиков и военных. Особой популярностью Енукидзе пользовался на Кавказе. Он являлся ярким примером сложного переплетения родственных связей в мире большевиков.

Несмотря на явное охлаждение, Сталин старался не раскрывать карт и показывал, что ему по-прежнему нравится общество Енукидзе. А тем временем Коба решил взяться за Рыкова. Председатель Совнаркома быстро спивался. Он употреблял так много водки, что в кремлевских кругах ее даже называли «рыковкой».

13 сентября Сталин поделился с Молотовым своими тревожными мыслями. «Верхушка нашего государства поражена серьезной болезнью… – написал он своему заместителю. – Необходимо принимать меры. Но какие? Поговорим, когда я вернусь в Москву…» Вождь говорил об этом и с другими членами политбюро. Соратники предложили Сталину занять место Рыкова.

«Дорогой Коба, – писал ему Ворошилов, – Микоян, Каганович, Куйбышев и я думаем, что лучшим выходом было бы объединение руководства в одних руках. Тебя нужно назначить главой Совнаркома. Мы знаем, что ты думал об этом и готов работать и на новом посту со всей энергией. Конечно, сейчас не 1918–21 годы, но Ленин тоже возглавлял Совнарком».

Лазарь Каганович настаивал, чтобы правительство возглавил Сталин. Серго с ним полностью соглашался. Микоян писал, что на Украине в прошлом году уничтожен весь урожай, – это крайне опасно… «Сейчас мы нуждаемся в едином и сильном руководстве, как было во времена Ильича, и лучше всего будет, если ты станешь председателем правительства… Разве во всем мире не знают, кто правит нашей страной».