Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - читать онлайн книгу. Автор: Тумас Шеберг cтр.№ 56

В августе 1952 года, когда старшая дочь пошла в школу, Эллен Бергман написала Карин Бергман. От ожидания у Эвы поднялась температура, но теперь она очень счастлива, что стала первоклассницей. Однако:

У меня были большие сложности с тем, чтобы ей разрешили носить фамилию Бергман впредь до получения документов. Пришлось разговаривать с директором, с классной наставницей, с приходским пастором, с ведомством по опеке над детьми и проч. Так или иначе, ей пока разрешено носить фамилию Бергман, что очень меня радует.

В 1955 году гётеборгский городской суд признал Эву Стрёмхольм внебрачным ребенком, а годом позже Ингмар Бергман признал свое отцовство. В метрической книге хельсингборгского прихода Марии имя Кристера Стрёмхольма было вычеркнуто авторучкой, вместо него вписали имя режиссера.

Стрёмхольм в ту пору снова женился и как профессиональный фотограф был полностью занят выставками в Швеции и за рубежом. Некоторое время он жил в Париже, записался в Academie des Beaux-Arts [26] , учился также в Италии в академиях художеств Флоренции и Фаэнцы. У него было много общего с Ингмаром Бергманом, в частности, тот и другой любили женщин и бросали своих детей. Сына Стрёмхольма, Юакима, воспитывали его мать Дагни и отчим Карл Ламм, ведь в 1947-м Стрёмхольм еще до рождения мальчика исчез, уехал сначала в Париж, потом в Северную Африку. В отличие от впоследствии всемирно известного фотографа Бергман хотя бы оставался в Швеции.

Нетрудно представить себе облегчение матери, Эллен, когда дочь после многих лет без юридически действительного местожительства наконец по-настоящему обрела отца. Дело о происхожении Эвы Бергман более чем ярко иллюстрирует беспорядочность частной жизни великого режиссера, где жены (собственные и чужие), бывшие жены, любовницы и дети (собственные и чужие) смешиваются в редкий коктейль любви, секса и обмана.

Свою жизнь в Гётеборге Эллен Бергман описывала во всех письмах к Карин Бергман. Это трогательные реляции о больших и малых будничных печалях и радостях. В письме, где она рассказывала о трудностях с разрешением для Эвы носить фамилию Бергман, она также призналась пасторше со Стургатан, что тоскует по бывшему мужу:

Хотя сейчас мне недостает Ингмара, когда я возвращаюсь домой и мне нечем занять мысли. Наверно, в первую очередь из-за детей. Не знаю. В особенности Яну нужен отец. Он такой милый и заботливый. Когда вырастет, станет отцом. Но таким, что целыми днями находится со своими детьми, так он говорит. […] А Матс на улице рассказывает друзьям, что его папа приходит домой по ночам. Все четверо держатся заодно – против всех и вся.

Ингмар Бергман заходил так редко, что дочь Анна при встречах его не узнавала.

Однажды под вечер, когда я прибежала на кухню, там сидел незнакомый мужчина, и у меня сразу же испортилось настроение. Бабушка стояла возле раковины, чистила картошку, и я нервно спросила у нее: “Кто это?” Бабушка обернулась и посмотрела на меня со слегка горькой улыбкой: “Это твой отец, Анна”. От страха меня обдало жаром, и я, не говоря ни слова, убежала к себе в комнату и заперлась на ключ. Я не высовывалась оттуда, пока не узнала, что он ушел. Никто не обмолвился о моем странном поведении, даже Эллен. Я постаралась поскорее забыть незнакомца, который сидел здесь, на кухне, и следил за мной настороженным взглядом, —

пишет она в своей книге “Не папина дочка”.

В другом письме Эллен Бергман описывала, что ей приходилось занимать деньги, чтобы свести концы с концами. Положение особенно ухудшилось, когда заболела няня, Инга-Лилль Андерссон. Тогда ее возможности выполнять работу хореографа в Гётеборгском городском театре стали крайне ограниченны. Она позвонила Ингмару Бергману, но против обыкновения ее отфутболили. “Я всего лишь хотела попрощаться перед отъездом за город, но позвонила некстати. Видимо, там был кто-то еще”. Большую дорогую квартиру – чтобы оплачивать аренду, она залезала в долги – ей пришлось сменить на жилье подешевле.

Ингмар расторгнул контракт, и если бы я не переписала его на свое имя, то очутилась бы на улице. Интересно, сознает ли он вообще, что делает. Вряд ли. Я вкалываю с семи утра до десяти – одиннадцати вечера, чтобы все успеть. И работаю отнюдь не медленно. После остается только лечь спать. Долго так продолжаться не может. Я чувствую, что физические и душевные силы иссякают, каждый свой день я начинаю с огромным трудом. Во многом, вероятно, виноваты экономические проблемы. Простите меня, тетя Карин, я не хотела так говорить. Пожалуй, вообще не стоит посылать вам это письмо. Но я так устала. А высказавшись, пожалуй, перестану сетовать на жизнь.

Карин Бергман хотелось повидать внуков, и в конце мая 1952 года она поехала в Гётеборг. Они встретили бабушку на вокзале, бросились ей на шею, а она до того растрогалась, что едва не заплакала, хоть это и было не в ее привычках.

Эллен Бергман устроила уютный дом, думала пасторша, одновременно ужасаясь, что детям разрешено карабкаться и лазить по мебели, которой столь бесцеремонное обращение явно на пользу не пойдет. Чрезвычайно современное воспитание, констатировала она, с ужасом представляя себе, как бы реагировал ее собственный муж, если бы Матс принялся за столом кидаться ножами и вилками. Но Карин Бергман очень любила внуков, очень разных по характеру:

Я стараюсь относиться к каждому чуточку по-особенному, и единственная, с кем я еще не виделась, это Анна, девочка очень веселая, милая, но застенчивая. Нынче вечером мы с Эллен немного посидели-поговорили. Бедняжка Эллен! Только бы она с ее горячей кровью не угодила в большие сложности! […] Сегодня мы с Анной познакомились, она просто маленькая очаровашка. Правда, в мальчиках чувствуется больше надежности, чем в девочках. Ян в некотором смысле уже маленький мужчина, но, боже мой, почему у них нет отца? Матс – прелестный ребенок и невероятно похож на Ингмара. Мне так хочется забрать этого малыша себе. Эллен нервная, до ужаса нервная. бедняжка!

Вестеръётландец Георг Сёрман открыл свой первый магазин одежды в стокгольмском Старом городе за год до рождения Ингмара Бергмана. Процветающее дело требовало расширения, и второй магазин в Старом городе открылся в 1928-м, когда Бергману было десять лет. Без малого еще десятилетие спустя Сёрман распахнул двери нового помещения на Кунгсхольме. Добрая слава Сёрмана ширилась, клиентура выросла, оборудование для магазина на Санкт-Эриксгатан поставила мебельная мастерская универмага “Нурдиска компаниет”. Девизом “Хороший покрой – отличный настрой” и неоновой вывеской, которые с годами станут классикой, было нетрудно заманивать клиентов со вкусом к элегантной и высококачественной мужской одежде.

Когда Харриет Андерссон по поручению возлюбленного отправилась в этот бутик, она захватила с собой пару старых вельветовых брюк, один носок и одну рубашку. Услужливый персонал снял мерку, и Андерссон ушла оттуда с такими же, только новыми вещами, а также с трусами. Бергман терпеть не мог мерить одежду, и ей всегда надлежало быть одинаковой – рубашки в мелкую клетку от “Вайеллы” и кашемировые носки, не раздражающие его чувствительную кожу, – так что задача Андерссон сложностью не отличалась. Правда, ей, 21-летней девушке, ситуация казалась странной и было весьма неловко идти в такой магазин, как у Сёрмана, со старым барахлом. Однако покупкой одежды дело не кончилось. Ей пришлось закупать и всю провизию, и таким образом она стала не просто любовницей Бергмана и постоянным членом его актерского коллектива, но и делала всю работу по хозяйству.