Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены - читать онлайн книгу. Автор: Тумас Шеберг cтр.№ 42

Итак, когда он познакомился со своей новой женщиной, она состояла в браке с Кристером Стрёмхольмом. По словам Бергмана, Эллен сразу же забеременела. Эва Юсефина родилась 5 сентября 1945 года. Но кто ее отец? Ни муниципальные, ни церковные документы не дают однозначного ответа.

Эллен Холлендер и Кристер Стрёмхольм поженились 9 сентября 1944 года в Карлстаде. Согласно информации из разыскного полицейского архива, они планировали поселиться в Хельсингборге, где Эллен работала в городском театре под началом Ингмара Бергмана. На одном из допросов Кристер Стрёмхольм сказал, что изучал живопись у профессора Отте Шёльда и Исаака Грюневальда в Академии художеств, а затем зарабатывал на жизнь как художник. В начале 1945-го он начал издавать журнал “Шведский балет”, где сотрудничали его жена и Эльса Фишер-Бергман.

По словам Ингмара Бергмана, он и Эллен Стрёмхольм вступили в близкие отношения сразу после того, как она 9 сентября 1944 года вышла замуж, и в результате она “немедля” забеременела. То есть, учитывая время рождения дочери, произошло это в конце года.

Шестого сентября 1945-го, на следующий же день после родов, Эллен Стрёмхольм подала заявление о расторжении брака. Официальным поводом послужило то, что ее муж, впоследствии всемирно известный фотограф, разрушил брак прелюбодеянием, как говорили в ту пору. Редактор (так его официально называли, поскольку он издавал “Шведский балет”) Стрёмхольм ранее имел интимные отношения с двумя другими женщинами и с одной поддерживал их по-прежнему, что и признал в ходе слушаний в стокгольмском городском суде.

По метрическому свидетельству, выданному хельсингборгским приходом Марии и приложенному Эллен Стрёмхольм к судебному иску, у них был общий, но некрещеный ребенок, девочка, родившаяся 5 сентября, и суд записал: “…как бесспорно отмечено, никто из супругов ранее в разводе не был, и в браке они не имели других детей, кроме означенного в вышеупомянутом метрическом свидетельстве”. В книге записи рождений и крестин Стрёмхольм значился как отец Эвы, а ноябрьская выписка из книги регистрации браков указывает, что имеется “живой ребенок (общий для супругов)” моложе пятнадцати лет.

Поскольку, когда родилась Эва, Кристер Стрёмхольм еще состоял в браке с Эллен, его автоматически зарегистрировали как отца девочки. После рождения ребенка Эллен могла ходатайствовать о разводе, не рискуя, что закон сочтет Эву внебрачным ребенком, тем самым она обеспечила ей право рождения, а также устранила риск, что девочку будут называть “безотцовщиной” или “приблудной”.

Такая игра продолжалась весьма долго. Через семь лет после рождения Эвы викарий Бенгт Ольберг из прихода Эргрюте вновь подтвердил, что Эва Стрёмхольм “дочь ред. Туре Кристера Стрёмхольма”. В 1951 году Ингмар Бергман ходатайствовал о ее удочерении, и в 1956-м его ходатайство было официально удовлетворено.

Как же Карин Бергман отнеслась к тому, что ее сын второй раз стал отцом, да еще и вне брака? В дневнике нет даже намека, что она вообще знала об этом. В тот день, когда родилась Эва, она записала, что муж напомнил ей, что ровно шесть лет назад их младший сын в гневе ушел из дома. Матери казалось, сын очень отдалился и не желал говорить о своей внутренней жизни, по крайней мере с родителями. Во время короткого визита в Стокгольм в январе 1946 года он держался странно и выказал крайнюю бесцеремонность. “Он не отдает себе в этом отчета, просто гнет свою линию. Сумеет ли какая-нибудь женщина долго его выносить?” Возвращаясь в Хельсингборг, он забрал с собой всю напряженность, и Карин могла перевести дух: “Он уехал, и все успокаивается. Уму непостижимо, что это тот самый тихий приветливый ребенок, каким я помню его в детстве”. Родительская неспособность осознать и принять, что ребенок вырос и живет собственной жизнью, не спрашивая у родителей ни разрешения, ни совета. А может, просто естественная грусть, печаль по утраченному.

Но ни слова о том, что сын опять стал отцом.

Эллен появилась в дневнике Карин Бергман лишь в начале февраля 1946 года, когда она узнала от Эльсы Фишер-Бергман о случившемся:

Пока что, как обычно, знаю об этом я одна. Но ужасно хочу рассказать обо всем Эрику. Я, конечно, знала, что Ингмар очень отдалился от нас, но даже не предполагала, что настолько. […] Скоро я не выдержу! […] Мы с Эриком встали спозаранку, чтобы встретить Ингмара. Жаркий камин и чай в салоне и огромная тишина воскресного утра. Откровенный разговор с Ингмаром. Мы сказали ему, что в курсе его обстоятельств. Пытались говорить и действовать справедливо по отношению к нему. Может, пойдет ему на пользу, по крайней мере в будущем.

Но спустя несколько дней, разговаривая с Ингмаром по телефону, она почувствовала в его голосе жесткие и холодные нотки, хотя он старался быть дружелюбным.

“Новая женщина”, как видно, человек весьма жесткий. Боюсь встречаться с нею, но одновременно чувствую, что должна.

Четвертой постановкой Ингмара Бергмана в Хельсингборгском городском театре стало новогоднее ревю “Крискрас-филибом”, с балетными номерами в хореографии Эллен Лундстрём (после развода она опять взяла эту фамилию). Наверно, экс-жене Эльсе Фишер-Бергман было очень обидно, она ведь мечтала поставить вместе с Ингмаром именно новогоднее ревю.

По замыслу Бергмана, наряду со всем прочим театр должен предложить зрителям смех, шутки, дружелюбие и юмор; теперь это “важнее, чем когда-либо”, писал он осенью 1945 года в своего рода программном заявлении.

Бесспорно, куда более приятная задача – привести людей в легкое настроение, сделать их по-настоящему веселыми, а не грустными и задумчивыми. […] Коль скоро театр стремится истребить печаль, уныние и иную подавленность, хотя бы на несколько коротких вечерних часов, то мы с удовольствием присоединяемся.

Наверно, стоит вспомнить эти строки, учитывая позднейшую – прижизненную и посмертную – бергмановскую репутацию как режиссера-зануды, закосневшего в религиозных и экзистенциальных раздумьях.

Легкую сторону своей личности он явно показывал родителям крайне редко. Однако нет никакой уверенности, что они бы оценили ее по достоинству. Когда состоялась премьера его второго фильма, “Кризис”, где он дебютировал и как режиссер, Эрик, Карин и Маргарета пошли посмотреть картину. Фильм основан на пьесе “Самка” датчанина Лека Фишера, которую Бергман именует умелым публичным развратом – за красивой, но наивной приемной дочерью учительницы музыки из маленького городишки ухаживает любовник ее биологической матери. Поскольку же он брался за “любое дерьмо”, лишь бы сделать фильм, то не колебался ни секунды. Экранизировал бы и телефонный справочник, если б кто попросил.

Поэтому рецензии “Дагенс нюхетер” и “Свенска дагбладет”, вероятно, стали для него сюрпризом. Они оказались лирическими.

Мне кажется, Ингмар Бергман здесь – ответ на молитвы, если не сказать на с годами все более назойливое нытье по поводу шведской кинематографии. Ведь ей необходимы личности, которые держат произведение в кулаке, так все твердили; нам пора отказаться от штамповки примитива с кучей поваров, косящихся на публику. […] “Кризис”, вне всякого сомнения, самый большой, самый дерзкий и самый осознанный шаг из утиного пруда, каким так долго было шведское кино”, —