Сердце опять начало колоть острой иглой. Так что пришлось срочно топить взгляд в чашке чая.
— И ты с ним знакома?
— Да. — Удержаться от улыбки не удалось. Если бы они знали, при каких обстоятельствах произошло то знакомство…
— И как получилось, что ты все еще учишься? — с усмешкой посмотрела на меня Петра, старшая сводная сестра.
— Маг учится все жизнь. Мне же повезло попасть в такую школу.
— Говорят, она ужасно дорогая?
Ну вот и до сути добрались.
— Престижная и очень сильная. Поэтому дорогая.
— И как же ты за нее платишь? — Карие глаза засверкали. Она даже вперед подалась.
— Я маг. У меня свои возможности.
— Это у двадцатитрехлетней девчонки? — Отчим отвратительно подкован в любом деле.
— Это у двадцатитрехлетней женщины. — Думаю, намек понятен.
А главное, я ни слова не солгала. Думаю, у начальника стражи точно есть амулет, выдающий ложь.
Петра демонстративно поморщилась. Как же, приличная женщина, жена и мать. А я тут о любовниках своих… Нет бы о ее.
— Дочка, я все хотела спросить. Что же такое произошло, чтобы ты так… побелела?
— Несколько не самых приятных встреч, мама. Кстати, господин Илуш, — с детства привыкла называть отчима именно так. Я же незаконнорожденная и между прочим непризнанная никем. — Скажите в городе или в округе случаем не пропадают дети полукровки?
— А что? — насторожился он. И без слов понятно — пропадают.
— Вы связывались с эльфами? Я знаю, что они этим тоже обеспокоены.
— Какое тебе до этого дела, Ксана?
— Теперь все должно наладиться. Но матери похищенных могут больше не ждать своих деток.
— Что ты об этом знаешь?
— Лишь то, что нам стало известно от Олеандра. Сколько детей пропало в Ялице?
— Трое. Ты принесла не самые лучшие вести, Ксана. Мартина все еще ждет своего Олегела. Мальчишка пропал полгода назад.
Трое! У меня в глазах потемнело. Знала бы я раньше, обошлась бы с некромантом куда как менее ласково. Он бы у меня еще дня три мучался.
— Что-то мне подсказывает, что ты знаешь об этом деле куда больше, чем говоришь, — задумчиво произнес отчим.
Остальные же просто заворожено смотрели на меня и… мои когтистые руки.
Ну да, перенервничала малость. И судя по световым ореолам вокруг всех присутствующих — зрачки тоже поменялись. Змеиные глаза.
А это что?
Значит, говорите — чернота в сердце? В этом спектре грудь моей матери выглядела как огненный шар. Там не сердце, скорей легкие повреждены.
— Ой, Ксанка, а чё это у тя? — ткнул пальцем Янос, младший брат. Ему недавно девять исполнилось.
Там, куда он указывал, сидел Кеша, собственной наглой желтоглазой мордой.
— Что, нравится?
— Ага.
— А как же кролокрыл?
— Дракон лучше. Дай посмотреть, а?
— Кеш, ты как?
Озорно блеснув глазами, дракон медленно перетек мне на руку, а затем и на пол. Когда кончик хвоста оторвался от моего пальца, я вдруг явственно ощутила чужое сознание и чувства внутри себя. Мы с Кешей были одним целым, и в тоже время в нем есть что-то от Сери. Как мне донесли, при изготовлении печати используется кровь «хозяина» игрушки. А если учитывать, что где-то во мне она есть… Кешка серединка на половинку.
— А это не опасно? — встревожено посмотрела мать на возню детей.
— Нет. Я его полностью контролирую. Оригинал куда опасней.
— Оригинал?
— Этот большой оригинал, думаю, скоро примчится. Познакомитесь.
— Ксана, заходи, доченька.
Кабинет матери все такой же. Заваленный бумагами и непередаваемо уютный. Расходные книги, ведомости и номенклатуры занимали весь стол, отводя лишь небольшой кусочек для письма и, конечно же, неизменной чашке малинового отвара. Даже в эту жару мама неизменно заваривает стебли этого кустарника, лишь добавляя листья мяты для свежести.
Выйдя из-за стола, мама села на диванчик, стоящий у стены, и похлопала по другой его части, предлагая присоединиться.
— Думаю, нам есть о чем с тобой поговорить. Тебя очень давно не было, Ксана.
— Прости, мама. Я была немного занята.
— Не надо оправдываться. Не пускают тебя домой.
Ну да, не пускают. Свои же родственнички и не пускают. Бедная мама.
— Расскажи мне, что с тобой происходит. Почему ты мне не написала, что больна?
— Не стоит об этом. Ты бы беспокоилась. А ведь сама писала, какая эта твоя школа важная и особая. Разве я могла тебя вырвать.
— Школа — дело десятое по сравнению с тобой. Как давно это началось, и что с тобой происходит. Может быть, я хоть как-то смогу помочь.
— С полгода назад начало у меня в груди жечь. Сильно так. Потом и задыхаться стала. Падучая напала. Врачи говорят возраст да волнения. У меня же вас, детки мои, вон сколько, обо всех позаботиться надо. Да и дело не стоит на месте. Мы ведь и по другим селам начали пекаренки открывать. Петра замуж вышла, ей приданое готовили. Славиж жениться собрался. — Мама вроде замялась. Мне было довольно непривычно видеть эту сильную женщину столь сконфуженной. — Александрит, — вот уж точно ничего хорошего после такого обращения не жди, — невеста Славижа — Мелисабель.
— Кто? — не поверила я.
— Мелисабель, дочь графини Селиван.
Что я могу сказать — здорово. Значит, сестрица моего… того мужчины, теперь моей свояченицей будет. А графиня тоже не чужой станет. Потрясающе!
— Сокровище мое, я знаю, что тебе это не нравиться. Но так уж сложилось. Может, породнившись, и графиня мягче к тебе станет. Или хотя бы с отцом даст повидаться.
— Ни отец, ни графиня мне не нужны. — Вскочив, я сделала несколько кругов по комнате. — Всю жизнь без них провела. Смогу и дальше.
— Ксана, нельзя всю жизнь быть одинокой. Почему ты никого к себе не подпускаешь?
— А чего хорошего это мне даст. Снова обмануться? Нет, мама, хватит с меня. Мне и так всю душу истрепали. Все самое лучшее, что возможно было, предали. Нет, мама. Я очень устала.
Опустившись на пол рядом с единственным человеком, который не предаст и не бросит, я опустила голову на колени матери. Как когда-то в детстве. Отчим нередко порол нас, а я приходила к маме и, уткнувшись в пеструю юбку, плакала.
— Что же с тобой произошло, мое сокровище? Разве это дело, еще и четверти столетия нет, а уже седая.
Она перебирала мои волосы, а я не выдержала и заплакала. Это все мне напомнило, как еще несколько дней назад я так же перебирала гранатовые пряди и теряла последние крохи своего недоверия. Оставшись обнаженной перед очередным ударом.