И когда дед вышел вперед, произошел такой разговор. Люди с лодки спросили:
– Что это так много чумов-то?
– Люди собрались, купцов ждут, чтоб уехать на ту землю, потому что есть нечего…
– А вы бы, – говорят, – своих купцов перестреляли, как нерпу, а мы бы вам помогли… Вот, мы сейчас разгружаться будем, покажем, что мы вам привезли…
Тогда это место свободное было. Чума там стояли, где кладбище, еще несколько чумов в стороне, там, стояли. И все. И этот мыс называется «усовский мыс», раньше назывался – никто не говорил вам? Вот, там где мостки, раньше мысочек был тако-ой длинный, где этот, скелет этого, катера-то… Коса тянулась длинная такая, узкая такая… Море съело теперь…
Сначала русских называли «луца». А потом, когда красные появились (в буденновках), стали – особенно женщины между собой – называть «эу савк» («острая голова»).
8. Немцы.
Во время войны у одного оленевода умерла дочка. А потом решили в тундре не хоронить, хоть на тундровое кладбище перевезти. Съямдали, поехали, туман начался. Говорит, заблудились в тумане-то. Туман, закрытый туман! Короче, в устье Гусиной вышли они. Там корабль. У самого берега. Морской корабль. На корабле пушки. На морском корабле, говорит, все люди выстроились на задней палубе. Флаг немецкий. Говорит, очень близко были люди-то… Из-за мыса они видели… Недалеко от маяка они видели. Тогда маяки всем, даже врагам, трогать не положено было. Выстроились. Кричат. Туман, тихо было. В общем, съямдали они с этого места, и всю ночь ехали, и опять на то место, где девочка умерла, приехали. По кругу ездили. Говорит, пришлось, так похоронить. В тундре. Берег-то охранялся только со стороны Бугрянки да Васькиной, где корабли стояли. А что там возле северного берега делалось – никто не знает.
9. Носоки.
Теперь в телогрейках все ходят. А раньше все в пимах ходили. Да не то, что в пимах. Раньше же штанов не было, даже во время войны редко бывали. Меховые штаны из оленьей шкуры носили. Рубашек не было. Таких, чтобы носить-то. В жару малицу снимет, подпояшет и все, а штаны уже выворачивает вверх шерстью, чтоб ноги не потели. Пимы надевает без липтов, чтобы тоже ноги сильно не потели…
Отец у меня поздно приехал с тундры-то. Он промышлял. Да дрова возил. В сколу, в больницу. Дрова привезет, сдаст. И промышлял. И только в 62-м году он приехал. В меховых штанах тоже… Как Никита Тимофеевич – эти штаны-то вывернуты, из шкуры сделаны, так ходил.
Раньше – давно это было – большое собрание артельное было, серьезное собрание. В общем, заведующий факторией был, председатель артели, сельский совет… Спрашивают: чего надо? Народ говорит: носоки нам надо! Мужики просят. Носоки, носоки нам надо для охоты. Зав. факторией поехал – носков привез столько много, что на всех хватило. А они говорят: где носоки-то? Оказывается, они не носки, а «носоки» просили – эти, готовые-то гарпуны для промысла морского зверя. Нерпу-то гарпунить по-ненецки гарпун «носок» называется… А они носки привезли…
10. Худые времена.
Звероферма была. Песцов голубых с Архангельска привезли. Году в пятьдесят шестом ли… А закончилась где-то в шестьдесят втором… В этих годах, в общем, после шестьдесятых. Ликвидировали. Она себя не оправдывала. Корма много, там хромых оленей забивали, падаль привозили с тундры, рыбой кормили, камбалой, да всякой сайкой, да мясом морзверя. Но они некачественные стали получаться. Голубые песцы. Некоторые бывает – скура нормальная, а хвост лезлый. Там сколько было людей. Но она не оправдывала почти затрат. Все равно как с коровами. Тоже так же. Недавно это было. Завезли, сено тоже с Архангельска привозили; прессованное сено… Хотя тут можно было… Травы навалом… Косить-то можно было, трава хорошая… По ложбинкам, опять не везде… Ведь на той земле, на канинской, в Пёше, что ли, стадо-то есть, так даже склоны косили…
При хорошем хозяине можно было бы все устроить – навес сделал летом, и туда, чтобы дождь не мочил, в сусылку, стобы обсохло – потом собирать.
Силосовать можно было бы – башню поставил железную…
Сейчас работать не хочет никто.
Как было? Подёнку ставили. Потом директор говорит: давай, по расценкам, сдельно будем делать. Объяснишь людям что и как – а то когда подёнка, некоторые даже не стараются, лишь бы выйти, да. Потом я объяснил: все это надо так. Что сделаете, то и получите. У меня люди как звери работали. После меня опять на подёнку пошли. Лень было, что ли, эти наряды закрывать? Наверно, лень было. Скорее всего. Оно и бригадиру проще и рабочим проще, а дела нет.
А вот там пристань был. До меня худенький пристань был. Потом я бетонные, эти, быки поставил. Теперь остатки только остались. Все свалилось. Две пристани сделал: около мясокомбината опять тут. Тоже пристань такой коротенький сделал.
Это все волнами разрушило. Море-то разбивает… Все время ремонтировать надо… Раньше оттуда, где коровы стояли и забойка была – дак оттуда даже узкоколейка шла. Узкоколейная эта тачка, вручную. Продукты привозили, плашкоут становится, сразу оттуда брали на причал, и наши уже туда, наверх, таскали. А мясо на тачку положишь, на вагонетку – и к пирсу. Даже трактора туда не подходили. Там, где надо, поворотик был. До поворотика дошел – прямо поворачиваешь. Груженая тачка. И с пирса на полной воде прямо на плашкоут туши кидаешь – желобок сделан был, они сами вниз соскальзывали. Вниз уже сами катятся, по желобку. Намного легче, чем туда, на конец пристани тащить. Сейчас это все никого не интересует…
Вообще в старое время иные люди были. Их с нынешними не сравнишь, и даже с нами. Мы-то думали, что мы крутые были. Нет, не мы. Мы просто дисциплину держали. А как ушли – так все и рухнуло…
11. Волки.
Волки иногда забредали на Колгуев. Один волк забрел в 1947-м. Другая пара, волк и волчица, были в 1951-х годах. На них устроили сразу облаву. Но как облаву устраивать в этих каньонах? Не сразу и спуск найдешь. Два раза устраивали – бесполезно. У них логово было на Ярей-седа, где песчаные холмы-то. У нас там летом стояли чумы, все вокруг волчьими следами было исхожено. А наше стадо вообще не трогали. Потому что оно на их территории как бы было. А у соседей задевали стадо.
Они долго продержались, до 1961 года.
Вообще, я песца считаю самым сильным зверем. Почему? Потому что он вон какую тяжесть тянет на себе: капкан с буем (буй – поволока – кусок бревна, утыканный гвоздями). Ты далеко бы утащил? А он несет. Я однажды по весне видел, как он теленка новорожденого на себе тащил. Думаю: что такое ползет по склону? А это песец тащит теленка. Дай, думаю, его прижму к речке. Он тушу бросил, сам по льду ручей перешел; собака тяжелая моя, провалилась, еле тынзеем выловил.
12. Большие камни.
Самый большой камень лежит на западном склоне сопки Малая Дорожкина. Величиной он с комнату. О-ой красивый камень! Красивей царской короны. В солнечный день играет он всеми цветами. В детстве, когда в низовьях Песчанки, за сопкой как раз у нас чума стояли, мы, бывало, доходили до него. Дойдешь, посидишь… Такой теплый камень…