Два лица Востока - читать онлайн книгу. Автор: Всеволод Овчинников cтр.№ 34

Хотя шаосинское вино по-прежнему считается наиболее подходящим напитком для праздничного китайского стола, после образования КНР на правительственных банкетах стали подавать маотай. Эта рисовая водка крепостью до 60 градусов родилась в глубинке, в далекой провинции Гуйчжоу.

Не исключаю, что для поколения революционеров, пришедших к власти, мода на напиток хлеборобов была неким эпатажем. Дело в том, что в Китае земледельцам жизненно необходимо пить весной нечто обжигающее, когда приходится целыми днями высаживать рисовую рассаду по колено в холодной воде.

Так возникла крепкая рисовая водка. А беднота в Северном Китае стала использовать «злаки простолюдинов» – гаолян, чумизу, кукурузу для производства эрготоу, то есть самогона двойной перегонки, который наши дальневосточники именуют «ханжа». Различные виды эрготоу являются в Поднебесной наиболее доступными крепкими напитками. Они стоят всего пару долларов за пол-литровую бутылку, которую китайцы обычно берут на четверых.

Примером успешного использования рекламы может служить успех рисовой водки из уезда Цюйфу провинции Шаньдун. Поскольку именно там родился Конфуций, или, как говорят китайцы, «учитель Кун», напиток назвали «вино из поместья семьи Кун». Его охотно увозят как сувенир зарубежные китайцы. Обрела популярность водка из провинции Сычуань с поэтическим названием «Роса с пяти злаков».

Впрочем, кроме крепких водок позиции шаосинского вина на китайских застольях теснит и другой соперник – пиво. Никогда не забуду, как во время поездки по сельской глубинке провинции Хэнань меня угощали подогретым пивом из крохотных фарфоровых пиалок. Ибо «вино пи», которое, дескать, любят иностранцы, было там совершенно неведомым понятием.

За три десятилетия реформ производство пива в Поднебесной увеличилось почти в 30 раз. Около тысячи заводов ежегодно производят по 10 литров пива на душу населения, что ниже среднего мирового уровня. Но поскольку большинство населения составляют селяне, горожане уже нынче пьют на уровне европейцев и американцев.

Китайцы обычно покупают пиво в бутылках по 0,7 литра. По жалуй, именно это количество можно считать традиционной дозой. Лишь в редких случаях выпивают по паре бутылок на человека. А это намного меньше, чем немцы или чехи. Поскольку служащие в Поднебесной любят наскоро перекусить на улице, бутылка пива стала обычным дополнением к миске горячей лапши. Пиво так же прочно вошло в быт горожан, как напиток для домашнего стола. Однако на званом обеде или ужине по-прежнему пьют или шаосинское вино, или эрготоу.

Потребление спиртного за годы реформ утроилось. В ответ на призывы властей к трезвому образу жизни госучреждения объявили, что впредь не будут подавать крепкие спиртные напитки на деловых встречах и корпоративах. Однако до масштабов горбачевской антиалкогольной кампании дело не дошло. Расходовать 4 процента валового сбора зерна на спиртные напитки – это показатель, вполне соответствующий мировой практике.

Думается, что проведение антиалкогольной кампании вызвано не столько желанием экономить зерно, сколько стремлением пресечь опасную смычку партийно-государственного аппарата и частного бизнеса. Как предостерегают своих сограждан пекинские лидеры, «зерно коррупции произрастает со дна бутылки».

Когда речь идет о полуторамиллиардном народе, любой вопрос обретает грандиозные масштабы. Но у китайцев есть многовековая традиция умело использовать напитки, помогающие «общению душ», практически не зная при этом такой социальной проблемы, как алкоголизм.

С Поднебесной принято связывать «четыре великих изобретения». Это компас, порох, бумага, книгопечатание. Но когда речь доходит до прикладного искусства, нельзя не вспомнить о пятом китайском изобретении: это фарфор. Самый популярный в мире вид художественной керамики родился именно в Срединном царстве.

Приехав в Китай в 1953 году корреспондентом «Правды», я, разумеется, писал прежде всего о новостройках первой китайской пятилетки, которые возводились с помощью советских специалистов. Но на втором году своей работы в КНР все же выкроил время, чтобы посетить родину «пятого великого изобретения Поднебесной» – захолустный городок Цзиндэ.

Тогда, в 1954 году, меня прежде всего интересовал вопрос: выживут ли народные художественные промыслы в эпоху социалистической индустриализации? Ведь я знал об их отнюдь не безоблачной судьбе в Советском Союзе. Однако меня уже тогда порадовало внимательное отношение китайских властей к приумножению всемирной славы китайского фарфора.

Теперь статистика свидетельствует: производство и экспорт фарфоровой промышленности КНР каждый год увеличиваются на 10%. Гончары Поднебесной ежегодно обжигают 27 млрд керамических изделий общей стоимостью 60 млрд долларов.

Улочки Цзиндэ поразили меня знакомым запахом, рождающим воспоминания о только что вытопленной русской печи. Это дым сосновых дров смешивался с запахом обожженной глины. Городок теснился на берегу реки, на фоне голубоватых гор. Весь берег был густо облеплен джонками с каолином – белой глиной для изготовления фарфора. Грузчики на бамбуковых коромыслах уносили эти белые кирпичики наверх, к гончарням и печам. А другие катили навстречу им тачки с укутанными в рисовую солому связками готовой посуды.

Сам городок был похож на пчелиные соты. Он состоял из замкнутых двориков-ячеек. Каждый такой дворик действительно представлял собой первичную ячейку фарфорового производства.

Все гончарни были похожи друг на друга: прямоугольник крытых черепицей навесов окаймлял внутренний дворик. Посреди него рядами стояли кадки, в которых отмучивался каолин. Человек в фартуке осторожно переливал плоским ковшом почти прозрачную, чуть забеленную воду из одной кадки в другую. Через несколько часов верхний, самый светлый слой ее вычерпывали в третью. Таким многократным отмучиванием достигается тончайшая структура сырья.

Под навесами работали гончары. Каждый сидел перед большим деревянным кругом, широко расставив ноги и опустив руки между колен. Он то раскручивал палкой тяжелый маховик гончарного круга, то склонялся к куску фарфоровой массы, умелыми нажимами пальцев превращая ее в блюдо или вазу. От гончаров черепки, как тут именуют глиняные заготовки, поступали к точильщикам. Вооруженные лишь примитивными резцами, они доводили изделие из хрупкой полусухой глины до толщины яичной скорлупы.

Обточенные черепки окунали в похожую на молоко глазурь и отправляли сушить. К полудню темно-серые крыши городка Цзиндэ становились белыми.

За обточкой следовал обжиг – таинственный процесс, при котором глина обретала свойства драгоценного нефрита. На искусство горновых мастеров в Цзиндэ издавна смотрят как на колдовство. Проявляется это уже с загрузки печи, с умения удачно «проложить дорогу ветру и огню». Ведь нужно учесть особенности каждого вида фарфора, качество дров, погоду и даже – направление ветра. Впрочем, помимо знаний и опыта играет роль и интуиция, а порой – просто везение. Недаром среди обжигальщиков ходит пословица: «Загрузить печь – все равно что выткать цветок. А вот удачно обжечь – все равно что ограбить дом!»