Дом в небе - читать онлайн книгу. Автор: Аманда Линдаут, Сара Корбетт cтр.№ 53

Однажды, стоя у окна, я заметила во дворе внизу мужчину. Он был примерно моего возраста и направлялся к сараю, разговаривая с другим мужчиной, которого я не видела. По его размашистой походке и по тому, как он держал руку, обнимая друга за плечи, можно было сказать, что это хороший человек.

Мое одиночество, наверное, передалось по воздуху, поскольку – не успела я окликнуть его – он поднял голову и взглянул прямо на меня, наполовину скрытую решеткой. Наши взгляды встретились, и мы оба от неожиданности вздрогнули. Я в страхе отскочила от окна. Узнай мои тюремщики, что меня видят соседи, они будут держать окна закрытыми день и ночь. Но один факт, что мужчина меня увидел, пробил брешь в стене окружавшей нас абсолютной секретности. Может быть, он расскажет кому-нибудь обо мне и что-то изменится?

Шли недели, ничего не менялось. Я совсем перестала подходить к дальнему окну и читала у второго окна, выходящего в переулок. В этом месте иногда ощущалось слабое движение воздуха, хотя чаще воздух был горяч и неподвижен. Я пыталась уловить малейшие перемены в давлении и влажности, представляя себе, что где-то далеко над океаном формируется дождевая туча и движется в мою сторону, через джунгли и пустыню.

Однажды бетонная стена в переулке покрылась темными крапинками – пошел дождь. Я стояла, облокотившись о подоконник, и слушала, как дождь стучит по крыше. Небо сделалось серым. Порывы ветра шелестели в кронах невидимых для меня деревьев, которые брызгали водой на стену.

– Боже, как красиво, – произнес рядом чей-то голос, ясный как день, в точности выражая мысль, пришедшую мне в голову.

Голос был не мой, но знакомый.

– Найдж?

– Траут? – ответил голос.

Первое мгновение мы, потрясенные, молчали. Он был совсем рядом – стоял у окна за стеной. Благодаря тому что переулок был узкий и крыши нашего и соседнего домов перекрывались по краям, акустика была отличная – наши голоса отражались от крыши сверху и стены напротив. Мы могли переговариваться, стоя у окна каждый в своей комнате. Маленькое чудо физики. Мы прожили недели, не подозревая об этом.

Я всегда думала, что в будущем мы с Найджелом останемся близки. Пусть романтические отношения между нами закончились, но их заменило что-то другое. Мы ведь друзья, настоящие, лучшие друзья. А как может быть иначе? Никто на свете не поймет, каково было слушать арабские молитвы наших тюремщиков во дворе или жить, подчиняясь равнодушным щелчкам их пальцев. Я думала, что мы должны это все лучше запомнить, чтобы потом обсуждать на досуге или на пенсии, сидя то на моем, то на его крылечке.

А пока мы вполголоса переговаривались через окно. Мы болтали часами, держа в руках Коран – на тот случай, если кто-нибудь войдет. Больше всего я боялась, что нас поймают, однако мы уже знали, что им лень лишний раз покидать крыльцо, и в течение дня выдавались довольно длинные отрезки времени, когда нас никто не беспокоил.

Мое окно находилось на уровне плеч, и для того, чтобы лучше слышать Найджела, я поднималась на носочки и выворачивала шею, просовывая ухо сквозь решетку. Я стояла так, пока ноги не начинало сводить судорогой. Тогда я говорила: «Ну ладно, до скорого» или «Пойду поем» – как конторская служащая, готовая вернуться к своему столу. Часто на прощание я говорила: «Люблю тебя, Найдж». А он отвечал: «И я тебя. Не вешай нос, Траут». Если прежде мы с Найджелом воспринимали друг друга как нечто само собой разумеющееся, мы ссорились и раздражались, то теперь мы были рады и благодарны возможности слышать друг друга. Его голос был для меня той соломинкой, за которую я держалась.

Мы вспоминали старые истории, дополняя их новыми деталями. Мы играли в игры, рассказывали анекдоты. Мы обсуждали сны, отношения с мальчиками, работу кишечника. Найджел вслух мечтал о красивых женщинах. Его любимицей была Кейт Бланшет. Мы строили догадки о том, как проходят переговоры, какую сумму удастся собрать нашим родителям, и пришли к выводу, что соберут около полумиллиона и что бандитам придется на это согласиться. Мы обсуждали будущее, как будто будущее уже стояло на пороге. Найджел хотел вернуться к фотографии и, возможно, поехать в Афганистан. Я собиралась проводить больше времени в Канаде. Мыслями я была там, дома. О жизни моих братьев я не знала почти ничего, и впору было знакомиться с ними заново. Бабушка и дедушка старели. Я давно не навещала друзей. Я грезила прохладой и сугробами. Я мечтала поселиться в Ванкувере, который казался мне теперь самым красивым городом на земле. Во время своих пробежек по комнате я представляла, что вокруг не грязная пустая комната, а Стенли-парк и высокие колышущиеся кедры.

Долгое одиночество меняет человека. Мозг обретает особую силу – я бы сказала, мускульную силу. Он поднимает вас и несет. В продолжение месяца после разлуки с Найджелом я стала ощущать в себе новую энергию – одновременно физическую и не физическую. Держа ладонь в нескольких дюймах от бедра, я чувствовала внутренний жар. Новая энергия в моих руках могла быть инструментом, который послужил бы мне, научись я им пользоваться. Не знаю, хорошо это было или плохо, был ли это инструмент выживания или первые звоночки безумия. Однажды утром я съела банку консервов и долго сидела с ложкой в руке, глядя на нее и пытаясь согнуть силой своей мысли. Хоть немного. У меня ничего не получилось. Однако во второй раз эта идея уже казалась не такой безумной. Потом, когда я через окно рассказала об этом Найджелу, он признался, что тоже экспериментировал с физической энергией, пытаясь передавать своим родителям срочные сообщения насчет выкупа.

– Кого, – спросил Найджел, – кого из них ты ненавидишь больше всего?

Мы часто задавали друг другу такие вопросы. Почти всегда наши разговоры у окна начинались именно с них. Вообще общение у нас проходило в форме вопросов и ответов – туда-сюда. Мы вспоминали прошлое или мечтали о будущем. Какая страна тебе понравилась больше всего? С кем и когда у тебя был самый лучший секс? Что ты съешь первым, когда мы отсюда выберемся? Чего тебе больше хочется – принять горячий душ или выспаться на свежей прохладной постели?

Но этот вопрос касался настоящего, наших тюремщиков. Ответ был прост – конечно, больше всего я ненавижу Абдуллу. Я лютой ненавистью ненавидела все, что у него есть, – от безволосых подмышек до скверного запаха изо рта, ненавидела его жестокость, его садизм. Я ненавидела каждый послеполуденный час – когда он мог появиться. Обычно он приходил через день, а когда его не было, эти часы я все равно переживала в поту, адреналиновой лихорадке и страхе, что он вот-вот явится. Я мечтала вырвать автомат у него из руки и пристрелить его, чтобы все соседи проснулись от грохота и узнали, какая он мразь. Я мечтала убить его. Я желала ему смерти. Но эти мысли помогали мне выдержать самые тяжелые секунды, тогда как необходимо было держаться часы, много часов. Ненависть кипела во мне, как раскаленная лава под натянутой проволокой каждого дня. Я видела ее, но мне не хотелось в нее погружаться. Я знала, что сгорю в ней. Так что предпочитала говорить о сексе и еде. «Давай не будем об этом», – сказала я Найджелу.