А потом кто-то разбил пластинку, и замполит объявил мне выговор. А когда его послали в другую часть, он забыл с меня выговор снять, поэтому с меня, Героя Советского Союза, сняли выговор по случаю расформирования 35-го полка, вот так.
И еще мы в Мариинском театре на каком-то спектакле были один раз. Спектакль идет, а тут бомбы рваться начали, снаряды. Воздушная тревога. Вышли в бомбоубежище. После спектакля выходим и видим: возле библиотеки Салтыкова-Щедрина два обгоревших трамвайных вагона, трупы валяются. После ранения я попал в дом отдыха, в Бернгардовку. Ну, там танцы, музыка.
– Когда был ваш последний боевой вылет в войну?
– Это было в январе 1945 года, на острове Эзель. Я некоторое время не летал, у меня был перерыв. В отпуск меня послали, потому что погиб мой самолет, цельнометаллический, облегченный штурмовик. Назывался – «тяжелый истребитель». Этот самолет мне пригнал на Гора-Валдайский аэродром мой инструктор Яков Данилович Форостенко, после войны – заслуженный тренер, установил два рекорда мира.
[25]
Эти Ил-2 были выпущены малой серией под названием – «тяжелый истребитель». Цельнометаллический, со скошенными стреловидными крыльями.
[26]
Все знали в полку, что я никому не даю свой самолет. Но тут подходит Коля Никитин. На нас первых в полку посылали представление на Героя.
– Батя, дай самолет, нужно на топ-мачтовые бомбометания идти.
Я говорю:
– Бери. Только тебе даю, больше никому не дам.
Он вернулся из полета и говорит:
– Больше не давай мне этот самолет. Он переворачивается. Не успел взлететь, как он уже норовит упасть. Легкий, неустойчивый, вертлявый.
А тут я гриппом заболел, и полковой врач об этом сказал командиру полка, и тот отправил меня отдыхать. А в это время команда на вылет. Игорь Ладнов, с которым мы в Ленинград летали, давно крутился около моего самолета. Он упросил командира эскадрильи на нем полететь. Полетел и погиб. Сбили его…
[27]
А тут как раз адмирал приехал на аэродром, и отправил он меня в отпуск. А отпуск оказался такой: я узнал, что шесть моих двоюродных братьев уже погибли на фронте… Настроение такое… Возвращаюсь из отпуска, прилетаю на остров Эзель. Командир говорит:
– Тебе разведывательный полет: поиски подводных лодок. Ищите в Ирбенском проливе, между Курляндским полуостровом и полуостровом Церель.
И мы полетели искать. Я и командир звена Серафим Урывин, хакас по национальности, старше меня лет на десять, толковый парень, больше меня летал. Он до войны был пограничником, потом был инструктором.
Летали мы, летали, пора возвращаться, и тут я прозевал снежный снаряд, и он накрывает остров снегом. Урывин успел проскочить и сел. А я прозевал… Горючего у меня осталось всего на несколько минут. На второй круг нельзя идти. Я прыгнул выше заряда. Из него торчит вышка – ее я узнал, рядом мне известный поселок. А в другом поселке, Ифелькона, были две церкви, у одной крест, у другой петушок вверху. Я по ним ориентируюсь. Возле этого креста снижаюсь и километров пятнадцать я лечу буквально по кустам на аэродром. Там на острове Эзель на вынужденную не сядешь – валуны кругом, обязательно наткнешься на валун и убьешься. Так убился при посадке мой ведомый летчик, Ян Борин, красивый парень, баянист…
[28]
Что делать? Вдруг справа мелькнуло крыло мельницы. На аэродроме Кагул, на окраине была мельница. И тут из тумана летят на меня зеленые ракеты, направление посадки показывают. Я снижаюсь, не знаю, сколько осталось – десять метров или пять. Проходит одна секунда, вторая, третья… Жму на тормоза, но лечу… И вдруг тормоза заработали – зацепился за землю. Я выключаю мотор и останавливаюсь. Вообще не видел земли! Только ракеты видел. Вылезаю из самолета ошалевший… И оказывается, остановился недалеко от стоянки самолетов!
Тут ко мне подходят Суслин и Третьяков, командир полка и командир эскадрильи. Подходят вплотную и хором говорят:
– Такой посадки второй раз у летчика не бывает.
Потом добавили:
– Иди в общежитие, гуляй. И на аэродроме не появляйся…
День гуляю, два. В бане такую жару устроили, что довели старого писаря полка до того, что он выполз из бани и стал лизать лед на пороге… Потом гуляю еще четыре дня…
Решили, наверное, меня поберечь, и появился приказ командующего авиации Самохина – меня отправили на Высшие офицерские курсы.