Я дрался на штурмовике. Обе книги одним томом - читать онлайн книгу. Автор: Артем Драбкин cтр.№ 111

– Страшно бывало? Если бывало страшно, то когда?

– Когда ты делаешь неправильные действия, ошибаешься. У меня был очень трудный небоевой вылет. Перегонял самолет после ремонта с одного аэродрома на другой. Когда я взлетал, то заметил, что бежал кто-то и махал красным флажком. То есть как бы запрещая полет. Но я уже пошел на взлет, возвращаться было уже некуда. Я продолжил полет. На пути меня прижала облачность. Перешел на бреющий. Вошел во что-то типа лощины – справа склон и слева склон. И я летел не шелохнувшись – только по сторонам смотрел, чтобы не врезаться. Вот тут было страшновато. Выскочил на аэродром – тут тоже облачность низкая. До аэродрома все видно, а дальше ничего не видно. Коробочку не сделаешь – надо садиться с ходу. Я перевел самолет, как падающую птицу, на скольжение. Убрал газ, поставил самолет навстречу воздуху боком. Начал выходить из скольжения, скорость потеряна, самолет прямо провалился, у меня даже дыхание захватило, а меня приподняло в ремнях. Мотор начал осекаться, но самолет идет, рулей слушается. Потихоньку, потихоньку дал газ, он у меня начал тыр-тыр-тры, начинал забирать, начал работать. Вижу, что я почти до земли допарашютировал. Сам аэродром у меня оказался в стороне. Набрал немного скорость. Я разворот с максимальным креном чуть ли не 90 градусов влево. Не могу вывести! Сил не хватает. Я газ держу левой рукой, а правой рукой не хватает сил! Я коленками зажал ручку, помогаю тянуть, и вышел я из крена. У меня самолет по инерции влево летит боком. Я отлично видел, когда самолет имеет снос. Как врос в самолет, у меня было такое состояние. Я его чувствую. Я вправо крен 45 градусов, скольжение. Держу, держу, снос кончился, я сразу вывел самолет в горизонтальный полет. Подвожу прямо к земле, сажусь на три точки. Самолет покатился, и я прямо вздохнул свободно. Командир полка, конечно, все это видел. После он сказал, что грамотно я принимал решения. Вылезаю из кабины, а тут прибегает посыльный и говорит, что командир полка сказал идти в клуб, там будут выступать артисты. Раз командир полка сказал, я пошел в клуб. Что смотрел, уже не помню.

– Сколько у вас боевых вылетов?

– По списку 116 боевых вылетов. Последний боевой вылет я сделал 19 февраля 1945 года. После первого боевого вылета меня вызывал командир полка: «Полетишь в одной из групп на то место, где был». А бомбили мы железнодорожную станцию в районе Бреслау. Я был недоволен – все пошли после полета по 100 грамм, а мне лететь. Я сам на вылеты не напрашивался, но никогда не отказывался. Был на хорошем счету, занимал должность заместителя командира эскадрильи. Пошли группой четыре или шесть самолетов. В первом вылете я приметил место, проходя которое нас обстреляли зенитки. Во втором вылете, пока на цель шли, оттуда опять огонь. Думаю, ладно, на обратном пути я вам дам. Отбомбились, идем обратно на высоте метров 600. Только я над этим местом развернулся, чтобы посмотреть, где у них батарея, и проштурмовать ее, и тут удар. Самолет пошел в пикирование. Сразу мысль: «Попали». Только я это подумал, как что-то впереди фукнуло, отбросило назад, глаза закрылись, рот закрылся, и меня обсыпало какими-то осколками. Позже я решил, что взорвался передний бензобак, который расположен за приборной доской. Тогда я не понимал этого. Я пытался вернуть самолет в горизонтальное положение. Открываю глаза, чтобы посмотреть, вслепую-то не полетишь. Глаза открыть не могу – все горит. При пожаре единственное спасение – это выброситься с парашютом. Отбросил «фонарь» двумя руками. Расстегнул привязные ремни. Вскочил на ноги и рванул. Но зацепился о край кабины и меня воздухом прижало в фюзеляжу. Я летал в шинели, видимо, она зацепилась. Пока я все это делал, я не дышал, а тут рот открыл, вдохнул горячий воздух, и в глазах показалось лицо матери. Успел подумать, что она, наверное, плакать будет, и больше ничего не помню. Очнулся и чувствую, что вокруг меня все мягкое, меня обдувает холодный воздух. И лечу я как будто вверх. Такое ощущение как будто я спал. Я задал себе вопрос: «Что со мной?» Ответил сам себе: «Я спрыгнул с парашютом». У меня заработало сознание. Я сразу за кольцо дернул, но рука соскочила. Тогда я двумя руками нащупал кольцо и выдернул трос. Сразу почувствовал, что парашют стал раскрываться. Ноги мои полетели вниз, я перевернулся, как мне показалось, потом осел на парашюте, при этом потерял один кирзовый сапог. Надо было приготовиться к приземлению. Попытался осмотреться – ничего не вижу, сплошной туман. Я еще подумал, что нахожусь на территории противника и туман поможет мне спрятаться. Я был в таком шоке, что не чувствовал, что обгорел. Приземлился, отстегнул парашют и забрался в канаву. Спрятался. Вскоре в эту канаву приполз и мой стрелок. Оказалось, что я-то быстро выскочил, а стрелок Борис замешкался. В какой-то момент он открыл фонарь, привстал из кабины и выдернул кольцо, стоя прямо в кабине. Его выдернуло, и практически в тот же момент самолет упал и взорвался, а он упал на ноги и навзничь. У него болела спина, он ходил после войны с корсетом. Мы спрятались. У меня ощущение, что грудь разрывает. Сил нет, воздуха не хватает. Борис спрашивает: «Где мы?» – «У немцев». – «Надо выбираться». Поползли к своим, но так у меня сил не хватало. В глазах пелена. Я второй сапог сбросил. Ногам прохладно, и вроде мне легче. Вдруг началась такая стрельба, что нельзя голову поднять. Грохот стоял такой, как если молотком по столу бить. Все вокруг рвется, разлетается, кругом осколки. Я даже подумал, что мы на нейтральной территории. Потом, значит, стрельба прекратилась, и не успел я ничего подумать, как на канаву наезжает бронетранспортер, с него соскакивают автоматчики и к нам. Видимо, это расчет зенитной батареи. Обыскали, забрали пистолет. Избивать не избивали. Посадили на бронетранспортер. И вдруг я в какой-то момент вдруг почувствовал холод – я же без сапог. По-моему, мне дали мои же сапоги или чьи-то еще. Немножко проехали и нас ссадили. Я подумал, что меня сейчас расстреляют. Но нас привели к какому-то штабу. Здесь у нас забрали документы, посмотрели и обратно вернули. У меня было такое парализованное состояние, я не соображал, что происходит, как будто картину про себя смотрел, вроде как не со мной это происходит. Посадили нас на машину и повезли. Лицо у меня отекло, губы спеклись, рот не открывался – только маленькая щелочка, через которую кормили. Помню, немец дал кусочек сала.

Летная книжка С.А. Купцова

Ночевали в каком-то доме. В нем был еще один штурман по фамилии Дремлюга с пикирующего бомбардировщика. Я был в полузабытьи, а стрелок с ним разговаривал насчет побега. Я еще подумал, что же он так сразу с незнакомым человеком говорит насчет побега. Тут я отключился.

Утром поехали дальше, а я уже настолько ослабел, что ходить не мог. Ребята мне помогали. Привезли в офицерский лагерь. Стрелка отправили в другой, он меня нашел уже после войны. В лагере в больничную палату, наверное, положили. Не допрашивали. Я был почти всегда без сознания, в бреду. Мне представлялось, что я вернулся, прилетел в полк, меня там встретили, накормили. Когда приходил в себя, то очень болело сердце. Боль такая, что невозможно терпеть. Так болит, как будто зажали в клещи, рот открыли и сверлят зубы. Думаешь, хотя бы чуть-чуть отпустило, а потом отключаешься… Ничего не чувствуешь, но остаются картины бреда.