Мстислав Ростропович. Любовь с виолончелью в руках - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Афанасьева cтр.№ 3

По прибытии в Москву Леопольд Ростропович сначала нашел работу в Радиокомитете, но получить жилье оказалось труднее. По семейному преданию, как-то раз Леопольд стоял посреди улицы рядом с консерваторией, держа за руку своего маленького сына, и обращался к прохожим. Он просил о помощи, объясняя, что семье негде жить, а его чрезвычайно одаренному мальчику необходимо получить музыкальное образование. Как ни удивительно, одна женщина — Зинаида Черчопова, армянка по национальности — была тронута этой просьбой и пустила семью к себе. Около года Ростроповичи жили в маленькой темной комнатке в коммунальной квартире в Малом Гнездниковском переулке. Потом семья переехала в дом № 2 по Козицкому переулку, где поселилась в небольшой темной комнате. Слава спал на раскладушке под роялем. Следующим жильем Ростроповичей стали две комнаты в коммунальной квартире в доме № 3 по улице Немировича-Данченко. Здесь семья жила до середины 50-х годов.

Младенец, лежащий в виолончельном футляре отца, который служит мальчику колыбелью. Одна из первых детских фотографий Мстислава

Жизнь семейства Ростроповичей в Москве была довольно сложной. В Консерватории не было места для молодого педагога из провинции, в оркестре Большого театра виолончелисты не требовались. Начиналась пора исполнительских конкурсов, прославлявших не только участников, но и педагогов: Г. Нейгауза, К. Игумнова, А. Гольденвейзера, Б. Сибора, К. Мостраса, С. Козолупова. У Леопольда Ростроповича таких учеников не было.

Сольные виолончельные вечера были нечастыми, хотя о Леопольде заговорили в Москве как об артисте очень ярком. Каким бы ни был успех, заработка концерты не давали. Дружески расположенный к Леопольду Ростроповичу А. Глазунов звал его за рубеж, но уезжать Ростропович не хотел. Непрактичный и доверчивый, открытый и бескорыстный, Леопольд выглядел Дон Кихотом: его старомодные понятия о самоотверженности, гордости и чести были бесконечно далеки от реальности. Он не мог приспособиться к жестокой атмосфере тридцатых годов. Инициативы в поисках работы он не проявлял, на упреки жены отвечал: «Если я понадоблюсь, меня позовут». Скромный заработок давала педагогическая работа в районных музыкальных школах Москвы. В семье была постоянная нехватка денег. Леопольд, широкая натура, мог угостить всех в ресторане на деньги, взятые взаймы. Кроме того, красивому талантливому музыканту не давали проходу поклонницы, что, конечно, огорчало жену.

Одна из учениц Леопольда, Марина Гайдамович, вспоминает: «Семья жила очень бедно. Мать Славы, Софья Николаевна, была общительной, терпеливой и многострадальной русской женщиной, которая несла все заботы по дому на своих плечах. Ей приходилось мириться со вспышками бурного темперамента своего мужа, и она посвящала много времени воспитанию детей. Она сама была хорошей пианисткой и иногда аккомпанировала своему мужу» [2] .

Тем временем музыкальная одаренность детей расцветала. Слава исполнял на рояле пьески собственного сочинения. Виолончелью он начал заниматься в 8 лет. От педагога со стороны мальчик наотрез отказался: для него эталоном был обожаемый отец. Ни у кого другого он учиться не хотел. Козолупов, заметивший одаренность маленького Славы, критиковал Леопольда за то, что тот сам стал учить сына, и предсказывал, что из этого не получится ничего хорошего.

Леопольд начал заниматься с сыном. Уроки проводились время от времени, а проявлять строгость Леопольд не умел. С утра мальчика усаживали за инструмент, родители уходили на работу, а он, как и всякий ребенок, находил себе занятия поинтереснее. Время от времени Слава поглядывал в окно: если на горизонте показывались родители, он тут же усаживался играть. В полной уверенности, что сын прилежно занимался с утра до вечера, родители умилялись и советовали отдохнуть.

Обучая сына, Леопольд вдохновенно импровизировал: играл сам, рассказывал о музыке, расцвечивая рассказы яркими примерами и ассоциациями из других искусств. Благодаря этим урокам музыка для мальчика постепенно стала частью космического мироздания.

С 1934 по 1937 год Слава занимался в музыкальной школе имени Гнесиных, а с 1937 по 1941 год — в музыкальной школе Свердловского района Москвы. Обучался там, где преподавал отец. Незадолго до войны Леопольд отправил сына в музыкальное училище при Московской консерватории, чтобы познакомить с основами систематического композиторского образования. Слава поступил в класс опытного педагога Е. Месснера. Там же, в училище, отец и сын познакомились с В. Шебалиным.

Летом 1940 года Леопольд отправился на летний сезон в Славянск во главе виолончельной группы симфонического оркестра, взяв с собой семью. Славе разрешили выступить с оркестром: он сыграл Концерт Сен-Санса. Артистичному мальчику понравилось выступать перед публикой в роли солиста, принимать аплодисменты, выходить на поклоны. Впервые он узнал, что такое репетиции, баланс звучности, оркестровая полифония.

В 1941 году, на 50-летний юбилей Леопольда Ростроповича ему присвоили звание заслуженного артиста. Чествование было намечено на 1942 год, но не состоялось — уже шла война.

В начале осени 1941 года, когда нацистские войска быстро продвигались к столице, московские учреждения и население начали эвакуировать. В конце лета Славу зачислили в Московское музыкальное училище имени Ипполитова-Иванова. Он должен был продолжить виолончельные занятия с отцом, но теперь эти планы пришлось изменить.

«Когда разразилась война, меня эвакуировали в Пензу с учениками ЦМШ (там я учился по общеобразовательным предметам). Потом мои родители прислали письмо, где написали, что их тоже эвакуируют и они заберут меня и сестру по пути в Оренбург, где нашей семье предстояло найти временный приют, — тогда город назывался Чкалов в честь знаменитого летчика.

Леопольд Ростропович c женой Софьей и детьми Мстиславом и Вероникой

В назначенный день мы с сестрой отправились на Пензенский вокзал. Для нас это был тревожный момент, потому что на восток уходило много эшелонов, увозивших людей в эвакуацию. Они ехали в вагонах для перевозки скота, без окон, лишь с вентиляционными отверстиями для того, чтобы воздух попадал внутрь.

Мы не знали, в каком поезде могут ехать мои родители, поезда то и дело приходили и уходили. Я велел Веронике сидеть и охранять наши чемоданы, а сам отправился на поиски. Я бегал взад-вперед по платформам, спрашивал, какие поезда пришли из Москвы, и заглядывал во все вагоны и теплушки. Люди приезжали и уезжали, и было ощущение полной неразберихи. Это продолжалось несколько часов; мы с сестрой отчаялись и потеряли надежду найти родителей. Примерно через двенадцать часов, бегая по путям, я внезапно увидел родителей, стоявших в дверях одного из грузовых вагонов. Наша встреча была очень радостной» [3] .