И вот настал день переворота – 28 июня 1762 г. Екатерина бежала из Петергофа в Петербург, одетая в мундир Преображенского полка, верхом (это очень соответствовало моменту!) по Петергофской дороге и вступила на престол. И тут оказалось, что ночь переворота прошла без «главного заговорщика»… Екатерина Воронцова-Дашкова, «движитель» такого исторического события, практически «главное» действующее лицо, не считая императрицы, конечно, – отсутствовала! Екатерина Малая объясняла свое опоздание «на дело» тем, что портной не успел приготовить… ее мужской костюм – а как же без него в такой день? Тем более, что и сама ее влиятельная подруга была одета так же…
На самом деле Дашкова просто проспала переворот, потому что ее никто не предупредил о начале мятежа! Дальновидная Екатерина II, как всегда, приняла собственное решение, не посвящая в детали остальных участников. Когда Екатерина Дашкова поспешила в Зимний дворец, все уже было кончено. Переодеться в мундир она успела уже во дворце и в таком необычном наряде вошла, несмотря на бдительную охрану, в зал, где новоиспеченная императрица Екатерина II совещалась с сенаторами, и принялась шептать императрице какие-то советы, так, словно, все шло по ее задуманным и ею же осуществленным планам. Не так важны были ее советы, как воинственный наряд и доверенность государыни – надо же было всем это вовремя показать: ведь тщеславие и самолюбование были важной чертой характера Дашковой.
Прозрение наступило позже. Как-то раз, войдя в апартаменты государыни на правах приятельницы и главной советницы, Дашкова была неприятно поражена видом развалившегося на канапе Григория Орлова, который небрежно рвал конверты и совершенно наглым образом читал секретнейшие сенатские бумаги. Оказалось, что ближайшая подруга императрицы до этого дня и не подозревала, какую роль и в перевороте, и вообще в жизни Екатерины играет этот знаменитый гуляка… А поняв характер взаимоотношений с государыней, вспыхивает к Орлову неукротимой ревнивой ненавистью. С годами этой ненависти не суждено утихнуть – ладить с фаворитами Екатерины Дашкова так никогда и не научится. Впрочем, вскоре Екатерина Романовна, как и все ее здравомыслящие и дальновидные современники, поймет: на Екатерину II никто не влияет – ей только служат, лучше, если смиренно и преданно.
«Все делается волей императрицы» – писала Дашкова брату в мае 1766 года. Александр Романович Воронцов был в то время посланником в Голландии. Он собирался возвращаться в Россию, чтобы продолжить свою деятельность в Коллегии иностранных дел. И Дашкова, ярая поборница существующей государственности, отговаривает его: «Простите, мой дорогой друг, если дружба и самая большая нежность требуют, чтоб я сказала вам искренно, что вовсе не одобряю ваше желание… Имея какой угодно ум и способности, тут ничего нельзя сделать, т. к. здесь нельзя ни давать советы, ни проводить систему: все делается волею императрицы – и переваривается господином Паниным, а остальные члены коллегии или переводят из газет или переписывают бумаги Панина…»
В том же письме встречаются строки, полные горечи, которые свидетельствуют о начале прозрения, отрезвления и даже разочарования Дашковой в своем еще недавнем кумире: «Маска сброшена… Никакая благопристойность, никакие обязательства более не признаются…»
Классики всегда оказываются правыми, прав и А. С. Грибоедов: «Минуй нас пуще всех печалей / И барский гнев, и барская любовь».
Не заняв первого места в окружении императрицы, удалилась от двора, навлекая на себя неудовольствие Екатерины II «нескромной свободой языка». Дальше ехать было некуда! Через какое-то время, при первой пустячной оплошности Дашковой при дворе (как можно при русских солдатах говорить по-французски?!), Екатерина в ту пору особенно стремилась демонстрировать приверженность всему русскому, Екатерина Великая вежливо, но строго поставила Екатерину Малую на место. Скептицизм императрицы в оценке роли Дашковой привели к их дальнейшему взаимному отчуждению. Эта рана в душе Дашковой не затянулась никогда. Она не простила Екатерине неблагодарности и измены, хотя ни того, ни другого на самом деле не было. Неуступчивость и постоянные язвительные замечания Дашковой в адрес правительства приводят к окончательной размолвке между ней и императрицей. Страшно обиженная Дашкова уехала из Петербурга в подмосковную усадьбу, где занялась хозяйством, которое до основания разорил своими долгами ее рано умерший непутевый муж.
В 1769 году Дашкова под именем госпожи Михалковой отправляется в долгое путешествие за границу, она посетила Германию, Великобританию, Голландию, Францию, Италию, Швецию. Екатерина Дашкова знакомится за границей с Фридрихом II, Вольтером, Дени Дидро и Горацио Уолполом. И там впервые по-настоящему оценивают ее образованность, ум, способность на равных спорить с великими философами и энциклопедистами. Парижские знаменитости выстраиваются в очередь на прием к притягательной своим интеллектом (но, увы, не внешностью) «скифской героине».
Хо́рас Уо́лпол, 4-й граф Орфорд (1717–1797) – английский писатель, основатель жанра готического романа. Младший сын известного премьер-министра, главы партии вигов Роберта Уолпола. По-русски нет единства в передачи его имени: «Хорас Уолпол», Хорейшо Уолпол (Horatio Walpole), «Гораций Уолпол».
Дашкова побывала в Фернее – имении Вольтера. Герой XVIII века, он поразил ее, как и других гостей, своими причудливыми привычками и нарядами. Поездка за границу имела благородную цель – дать сыну Павлу хорошее образование. И для этого она обосновалась в Шотландии, в Эдинбурге. Дашкову поселили в неприступном замке шотландских королей, рядом с покоями Марии Стюарт, что конечно, безумно льстило ее самолюбию.
Известен ее спор с Дидро в 1770 году о невозможности немедленной отмены крепостного права в России.
Дени Дидро (1713–1784) – французский писатель, философ, просветитель и драматург, основавший «Энциклопедию, или Толковый словарь наук, искусств и ремесел» (1751). Иностранный почетный член Петербургской академии наук (1773).
Вместе с Вольтером, Руссо, Монтескьё, Д’Аламбером и другими энциклопедистами, Дидро был идеологом третьего сословия и создателем тех идей Просветительного века, которые подготовили умы к Великой французской революции.
Чрезвычайно популярный в России писатель и просветитель, во время, о котором идет речь в настоящем издании и много позднее, даже еще в эпоху Пушкина, произношение фамилии писателя было «Дидерот».
До сих пор в экзаменах по истории при поступлении в аспирантуру есть вопросы, посвященные этому прославленному философу и его трудам.
Император Фридрих Великий удостоил Дашкову беседой, хотя и говорил, что в событиях 1762 она была «la mouche vaniteuse du coche» (т. е. «тщеславная муха дилижанса» – намек на басню Лафонтена «Дилижанс и муха»). Несмотря на весь этот скептицизм, за границей за Дашковой утвердилась слава просвещенной женщины своего времени, друга философов.
Жан де Лафонте́н (1621–1695) – французский баснописец.
Басня «Дилижанс и муха» рассказывает о мухе, которая при остановке дилижанса всячески надоедала лошадям, то кусая их, то залезая им в глаза, в то время как пассажиры толкали дилижанс, помогая лошадям выйти на крепкую мостовую. Зато потом муха попросила плату, полагая, что именно благодаря ей дилижанс и тронулся в путь.