Жуков. Мастер побед или кровавый палач? - читать онлайн книгу. Автор: Алекс Громов cтр.№ 117

Неправильное обобщение в печати, особенно в художественных произведениях, единичных отрицательных явлений, противопоставление офицеров рядовым советским гражданам объективно ведут к дискредитации офицерского корпуса Советской Армии и могут способствовать созданию у части советских людей, особенно у призываемой в армию молодежи, неверного представления о командном составе наших Вооруженных Сил, о тех людях, которым Родина доверила обучение и воспитание советских воинов в мирное время, а в случае войны – вести их в бой.

В Министерство Обороны поступило несколько писем от генералов и офицеров в отставке, в том числе и коллективные письма, в которых выражаются жалобы на участившиеся случаи унижения в печати достоинства звания советского офицера. Копии трех таких писем прилагаются.

Поскольку подобного рода факты наносят ущерб авторитету наших Вооруженных Сил в глазах советского народа, полагаем, что данный вопрос заслуживает внимания ЦК КПСС».

К докладной записке прилагался список «некоторых статей, рассказов, очерков, пьес, в которых офицеры и генералы Советской Армии, находящиеся в отставке, изображаются в отрицательном свете:

1. Очерк М. Ланского «Комсомольский патруль». Журнал «Юность» № 2, 1956 г., стр. 92–93.

2. Рассказ В. Устиновой «Мокрый снег». Журнал «Огонек» № 37, 1955 г.

3. Одноактная пьеса С. Михалкова «Соринка». «Литературная газета», 4 июля 1953 г.

4. Стихи И. Рядченко «Отставник» и «Генерал» в сборнике «Первая любовь», выпущенном Одесским областным издательством.

5. Рассказ Г. Боровикова «Разрыв». Опубликован в саратовской областной газете «Коммунист» 16 августа 1955 года.

6. Фельетон «Отцы тоже виноваты». Опубликован в газете «Сталинградская правда» за 6 апреля 1955 года.

7. Пьеса А. Борщаговского «Жена». Постановка Московского драматического театра им. А. С. Пушкина. Рецензия А. Крона и С. Михалкова в защиту этой пьесы. «Литературная газета», 23 июня 1956 г.

8. Статья В. Монастырева «Человек ушел в отставку». «Литературная газета», 21 июля 1956 года.

9. Очерк А. Софронова «В Оренбургских степях». Журнал «Огонек» № 30, 1956 г., стр. 16».

Один из скандалов на эту тему разыгрался уже после отставки Жукова. В 1971 году в журнале «Знамя» началась публикация романа Александра Чаковского «Блокада». К Жукову, находившемуся тогда в больнице, пришел один из немногочисленных оставшихся фронтовых друзей и сказал, возможно, в шутку: посмотри, мол, Георгий, как тебя тут разделали… А измотанный невзгодами и хворями маршал рассердился на автора всерьез и написал гневное письмо Демичеву… В Агитпропе в разговоре с Чаковским только руками развели – будь это просто письмо безвестного ветерана, его бы в корзину бросили и не заморачивались. Но это же письмо Жукова! Придется идти и убеждать Георгия Константиновича в том, что главный редактор «Литературной газеты» никак не хотел его обидеть. Заведующий сектором журналов и издательств Агитпропа ЦК Чхикишвили по прозвищу Чхи вместе с Чаковским отправились к Жукову на дачу.

Чаковский оставил подробные воспоминания об этой встрече – о гневе Жукова, собственных попытках оправдаться и умиротворяющем влиянии Галины Александровны.

«– Товарищ маршал… уважаемый Георгий Константинович! Я хочу прежде всего сказать, что вы для меня, как и для миллионов советских людей, являетесь национальным героем, полководцем, сравнить которого можно только с Суворовым или Кутузовым. Но вы глубоко обидели меня как своим письмом, так и тем, что сейчас сказали. Разве оскорбительным для вас является то, что в обстановке, когда враг стоял в тридцати минутах хода танка до Дворцовой площади, вы пригрозили расстрелом трусу, безосновательно доложившему в Смольный о якобы прорвавшихся к Кировскому заводу немцах? «Бычий подбородок»? Ну, вглядываясь в ваши портреты, я так подумал. Простите, в отдельном издании, конечно, вычеркну…

– Что вы из меня дурака делаете? – прервал мою речь Жуков. – Да в отдельности мои замечания, может быть, и не столь важны. Но взятые вместе!.. Разве нарисованный вами мой портрет похож на меня? Вот, посмотрите! Похож я на тирана?

Жуков, вытянув шею, приблизил свое лицо к моему. Внезапно меня охватила ярость.

– Георгий Константинович! – тоже повышая голос, воскликнул я. – За кого вы меня принимаете?! Я не наемный художник, а вы не купец, который заказал свой портрет, а потом заявляет, что не возьмет его, потому что не так нарисован нос, не такие губы, глаза, ну и так далее. Ваш облик запечатлен не только на сотнях фотографий, но и в сознании народа. Такому облику я и следовал…

– А Ворошилов?! – прервал меня Жуков. – Мы были близкими друзьями, а как вы нас представили? «Стул командующему!» – кричит он…

– Георгий Константинович, – раздался вдруг мягкий, но энергичный женский голос, – ну что ты! Ведь это лучшая сцена во всей главе!

Прошло мгновение, прежде чем я сообразил, что это сказала сидящая у обеденного стола Галина Александровна.

– «Лучшая»! – иронически повторил Жуков. – Тебя бы такой бабой-ягой описали!

…Как бы забыв, перед кем сижу, я резко сказал:

– Георгий Константинович! Позволю себе сказать: ваша профессия – военное дело, а не идеология. Идеологией занимаюсь я. А вы упрекаете меня в идеологических ошибках, не имея к тому никаких оснований! Я представляю себе, как бы вы себя повели, если бы к вам пришел политработник и стал поучать вас стратегии и тактике. Да вы просто вышвырнули бы его вон!

– Зверя из меня делаешь? А где у тебя факты? – переходя на «ты», сурово спросил Жуков.

– Возможно, что у меня фактов мало, – ответил я, – но у Рокоссовского они, несомненно, есть.

– При чем тут Рокоссовский? – кладя на стол кисти рук, сжатые в кулак, спросил Жуков.

– А при том, – сказал я, – что именно он писал о том, что вы, хотя и внесли большой вклад в дело нашей победы, тем не менее в отношениях с товарищами и подчиненными нередко бывали неоправданно жестоким. Не просто жестким, товарищ маршал, а жестоким. Я не согласен с Рокоссовским. Ваша военная биография сложилась так, что партия, товарищ Сталин каждый раз посылали вас на тот участок фронта, где складывалась самая критическая ситуация. И вы выходили из нее победителем. Можно ли при этом рассуждать, были ли вы «оправданно» жестоким или неоправданно? Если горит штаб и людям надо выносить из него важные документы, а один из них еле двигается. Осмелюсь ли я назвать вас неоправданно жестоким, если бы вы в этой ситуации дали ему по шее? Так почему же вы, Георгий Константинович, – уже закусив удила, продолжал я, – не написали тогда жалобу на Рокоссовского? Остерегались, что он для доказательства своей правоты выложит на стол десятки фактов! А у Чаковского, мол, никаких доказательств нет. Значит, можно его «приложить» без всякого опасения. Прав я или не прав?! Вы ссылаетесь на свою дружбу с Ворошиловым. А мне это безразлично! Я знаю только одно: если бы Ворошилов оказался в Ленинграде на должном уровне, то вам нечего было бы там делать. Вот в чем историческая правда, и я ей следую!..