Екатерина Дашкова - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 106

Местом ссылки была определена деревня Коротово под Череповцом, принадлежавшая молодому князю Дашкову. Покинув Троицкое 26 декабря, сразу после Рождества, Екатерина Романовна уже 6 января достигла места, то есть провела в пути 12 дней. Проезжая мимо Яропольца, она остановилась отобедать в имении Гончаровых Полотняный Завод, где о ней вспоминали, как о «старухе, довольно неприятной наружности, в долгополом полотняном сюртуке с большим орденом Святой Екатерины на груди и с огромным колпаком на голове» {880}. Именно такой Дашкова запечатлена на портрете С. Тончи из Государственного музея А.С. Пушкина в Москве.

Едва прибыв на место, наша героиня написала императору. «Могу сказать, что оно было очень гордое и не заключало в себе униженных просьб, — сообщают мемуары. — Я писала, что… мне было совершенно безразлично, где и как я умру; но что мои религиозные принципы и чувство сострадания не позволяли мне равнодушно смотреть на мучения людей, разделявших со мной мою ссылку» {881}.

Вот это письмо: «Милующее сердце Вашего Императорского Величества подданной, угнетенной летами, болезнями, а паче горестию быть под гневом Вашим, простит, что сими строками прибегает к благотворительной душе монарха своего. Будь милосерд, государь, окажи единую просимую мною милость, дозволь спокойно окончить дни мои в калужской моей деревне, где по крайней мере имею покров и ближе помощи врачей. Неужели мне одной оставаться несчастной, когда Ваше Величество всю империю осчастливить желаете и столь многим соделываете счастье» {882}.

Ни религиозных принципов, ни заботы о «своих людях». Письмо шокировало подобострастием. Сознавала ли это сама княгиня? Черновик послания был отправлен брату. Но вскоре она попросила Александра Романовича вернуть эпистолу, так как собирает архив для сына. Таким образом, наша героиня понимала, как некрасиво выглядит {883}.

Создается впечатление, что Дашкова металась между собственным возвышенным образом и низкой реальностью. Вправе ли кто-то упрекать княгиню за трусость перед лицом деспота? Вряд ли. Извинительная слабость пожилого, больного, доведенного до отчаяния человека. Если бы она умолчала о письме в мемуарах, ее поступок был бы понятен. Но назойливое стремление превращать в мемуарах низости в торжество духа показывает: наша героиня хотела заново перечувствовать наиболее болезненные события прошлого, оставляя победу за собой. И такую версию закрепить в памяти.

Могло ли одно послание изменить участь княгини? Или Павел I проявил свою обычную непоследовательность? Скорее другое — Дашкова упомянула конверт, куда было вложено письмо. Там могли находиться и иные документы. В ответ на их отправку и произошло прошение. Иначе трудно объяснить короткий срок ссылки.

Что это были за бумаги? В один конверт много не положить. Листок-другой. Павел I интересовался главным образом гибелью Петра III и слухами о своей незаконнорожденности. Вспомним, как перед переворотом Екатерина поблагодарила нашу героиню: «Вы охотно освобождаете меня от обязательства в пользу моего сына» {884}. Значит, подруга должна была сказать Дашковой нечто, позволяющее пренебречь правами ребенка. В 1774 году в «Чистосердечной исповеди» Г.А. Потемкину (не то письме, не то автобиографической заметке) Екатерина II намекала, что отцом Павла был не великий князь {885}. Дашкова могла обладать более ранним вариантом источника.

Княгиня рисует колоритную картину прибытия своего прошения к Павлу I. Император пришел в ярость, прогнал супругу Марию Федоровну, пытавшуюся передать конверт, и заявил, что «не желает быть свергнутым с престола, подобно своему отцу». В Коротово полетел курьер с приказом отнять у Дашковой бумагу и чернила.

Но тут в дело вступила фаворитка Павла Екатерина Нелидова, с которой императрица давно и хорошо ладила. «Та отдала письмо младшему сыну государя великому князю Михаилу и вместе с государыней повела его к Павлу». При виде ребенка император смягчился и сказал дамам: «Против вас нельзя устоять».

События происходили в феврале 1797 года, когда Михаил Павлович еще не родился. Единственным августейшим младенцем в тот момент был Николай, и, вероятно, именно в его руку вложили послание княгини. Но почему Екатерина Романовна все-таки назвала Михаила? Запамятовала? В мемуарах есть ее собственноручная приписка: «Павел утверждал, что только этот сын является императорским высочеством, так как он родился после восшествия его на престол; он, казалось, любил его больше других детей» {886}.

Ремарка княгини о Михаиле Павловиче уводит в область туманных идей императора о судьбе престола, с которыми княгиня позднее могла познакомиться через Ф.В. Ростопчина. Павел I то дарил титул цесаревича второму сыну Константину, то заявлял супруге, что женит их дочь Екатерину на принце Вюртембергском, чтобы передать корону этой паре {887}, то сомневался в законности некоторых из своих детей {888}. Под особым подозрением находились погодки Анна и Николай. Марию Федоровну винили в связи с придворным гоффурьером. «Мудрено закончив с женщиной все счеты, иметь от нее детей» {889}, — якобы написал Павел Ростопчину. Княгиня никогда не упоминала о незаконнорожденных детях на страницах мемуаров. Ни о Ранцовых, ни о собственных внуках, побочных отпрысках сына, ни об императорских чадах. Но, подставляя на место одного августейшего младенца другого, княгиня намекнула, чему именно был посвящен отданный документ. Шатким правам самого Павла.

Вместе с Дашковой в ссылку отправилась и Анастасия. Правда, они уже через несколько дней не выдержали общества друг друга, и Щербинина перешла в отдельный дом на соседней улице. Но сам по себе поступок молодой женщины вызывает уважение.

После того как курьер привез повеление императора собираться под Новогород, весь дом в Троицком пришел в движение: «Мне стоило большого труда успокоить и ободрить мою дочь. Она плакала, обнимала мои колени… Мисс Бейтс… дрожала как лист… Она объявила мне свое твердое намерение не покидать меня… Я поцеловала ее, а моя дочь бросилась ей на шею; мы плакали, как дети» {890}.

Остался документ, позволяющий сказать, что действия участников сцены не были до конца бескорыстными. В декабре 1796 года княгиня составила первый вариант завещания, назначив душеприказчиком брата Александра {891}. Она одаривала пятью тысячами рублей мисс Бейтс, отпускала на свободу тех слуг, которые последуют за госпожой в ссылку (княгиня взяла с собой 22 горничных). Об Анастасии сказано особо: «Дочери моей по две тысячи в год доходу по смерть давать и долги ей прощаю». Значит, Щербинина после возвращения денег кредиторам оставалась должна матери? Поскольку ей определена рента, она «по смерть» должна была оставаться под опекой.