Венценосные супруги. Между любовью и властью. Тайны великих союзов - читать онлайн книгу. Автор: Жан-Франсуа Сольнон cтр.№ 78

Страхи по поводу преждевременной смерти императора были не беспочвенны. После государственного переворота 1851 г. его жизни не раз грозила опасность. 6 июля 1853 г. в Опера-Комик, где императорская чета присутствовала на представлении, Наполеона остановила дюжина заговорщиков, вооруженных кинжалами. В следующем году под Северной железной дорогой, по которой должен был проехать император, обнаружили бомбу. 28 апреля 1855 г. на Елисейских полях итальянец по имени Пьянори, старый соратник Гарибальди, дважды выстрелил в Наполеона из пистолета. Режим держался всего на одном человеке. Евгения жила, постоянно ожидая покушений, при том что «жить в тревоге, — писала она, — значит не жить… Когда мы разделяем опасность, не так страшно». Каково это — делить опасность, Евгения узнала 14 января 1858 г., когда Феликс Орсини перед входом в Опера бросил три бомбы в императорский экипаж, и супруги чудом избежали смерти. Террорист, давний заговорщик, действовал по политическим мотивам. Убийство императора должно было бы посодействовать восстановлению республики, которая из идейной солидарности обязательно помогла бы Италии выгнать французских захватчиков.

Угроза смерти, непредсказуемая и непреходящая, давила на жизнь императора и вынуждала прописать порядок института регентства. 1 февраля следующего года Евгения получила «прямое регентство», чтобы спасти режим, случись трагедия. Был создан тайный совет, куда входила императрица и главные должностные лица, который, в конце концов, стал регентским советом, где заседали бывший король Жером и его сын Наполеон-Жером. Общество, достаточно сильно взволнованное покушением, поддержало желание императора сберечь империю от нестабильности и хаоса. Посол Австрии Иосиф фон Хюбнер сообщил своему правительству об общем настроении: «Учреждение регентства имеет целью избежать любых неопределенностей в случае смерти императора». Затем он стал говорить, насколько благосклонно все встретили назначение Евгении. Еще недавно он с трудом видел императрицу в этой кокетливой, капризной и эксцентричной даме. Теперь же признавал, насколько она преобразилась: «Прекрасная женщина с ребенком на руках спасает Францию при помощи героической армии — эта картина так восхищает французов, ведь император, чью жизнь в любой момент может унести бомба, стал фактором почти ничтожным». К своим похвалам господин посол всегда примешивал каплю сарказма.

И когда Наполеон лично принял командование итальянской армией, Евгения стала регентшей. Мудрая мера предосторожности, напоминала коронацию Марии Медичи, которую пожелал провести Генрих IV перед отъездом на Рейн на войну, накануне своей гибели.

Перед лицом австрийской агрессии против Сардинского королевства император, уже долгое время колебавшийся, принял решение прийти на помощь. В первые дни мая 1859 г. он покинул Тюильри, а Евгения, не без гордости, приняла на себя совершенно для нее новые властные полномочия [215] . Ее право руководить страной было заранее и тщательно расписано. Императрица не ратифицировала законов, не назначала префектов и не могла дать звание выше полковничьего. Самое главное, она никогда не принимала решений в одиночку: все официальные акты обсуждались и принимались большинством голосов на совете министров, который получал, таким образом, новую для себя роль. До настоящего момента лишь какой-то информационный повод мог стать причиной встречи министров, их роль была сведена к исполнительной [216] , теперь совет приобретал принципиальную значимость, о чем свидетельствовали его два ежедневных собрания. В отсутствие императрицы руководство поручалось королю Жерому, который выразил готовность предложить «свой опыт и познания»; его мнение запрашивалось при всех решениях, которые принимала регентша. Делегирование императорских полномочий его супруге требовало также установления границ, которые не допустили бы личного произвола.

12 мая Евгения впервые председательствовала на совете министров. До самой середины июля она созывала его по понедельникам и вторникам, а по субботам проводила личный совет. Кроме того, три раза в неделю в течение чуть больше двух месяцев регентша регулярно работала с высшими должностными лицами империи. Она ничего не упускала из виду: от остановки выпуска «Таймс» после публикации какой-то спорной статьи до условий подписи займа, открытого с целью финансирования военной кампании, или одобрения проекта Османа в связи с расширением границ Парижа. Евгения работала, причем работала качественно, жадная до информации и открытая для дискуссий. Императрица выполняла свою задачу со всей возможной серьезностью: однажды Проспер Мериме застал ее, когда она заучивала наизусть конституцию. Казалось, что ее импульсивный нрав сменился собранностью. Она руководила и высказывала свое мнение очень осмотрительно.

Никто во Франции не поддержал вступление в войну против Австрии: большинство министров, сенаторов, депутатов, биржевиков, самых видных представителей католичества, промышленников, финансистов и даже почти все высшие офицеры уже заявили, что не одобряют открытие «этой шкатулки Пандоры». После победы при Мадженте и триумфального входа императорских войск в Милан [217] Евгения написала Наполеону письмо, где умоляла его как можно скорее заключить мир. Во Франции этого настойчиво требовали консерваторы-католики, а Пруссия, чтобы добиться этой цели, готовилась мобилизовать армию. Несмотря на победу, Франция, у которой рейнская граница оказалась полностью не прикрыта, не могла воевать на два фронта.

24 июня при Сольферино была достигнута вторая победа. Для Евгении благодарственный молебен в НотрДаме, во время которого ее сын стоял рядом с ней, стал одним из самых прекрасных воспоминаний в жизни. Тем временем ситуация оставалась тревожной: австрийцы потерпели поражение, но не проиграли. Вскоре война возобновилась. Предсказывали, что она могла затянуться. Пруссия закончила мобилизацию. Вторжение во Францию казалось неизбежным. Этот ужас следовало остановить. В Париже император отказал Жерому в мобилизации трехсот тысяч человек из национальной гвардии, а из своего генерального штаба Наполеон III сделал австрийскому императору предложение об остановке военных действий, каковое тот немедленно принял. Наполеон и Франц-Иосиф подписали в Виллафранке мирный договор. Вернувшись в Сен-Клу, император чистосердечно объявил: «После славной двухмесячной кампании борьба должна изменить свой характер… Следует принять бой на Рейне, а также на Адидже… Чтобы сослужить службу итальянской независимости, я повел войну вопреки воле Европы; в момент, когда судьба моей родины могла оказаться в опасности, я заключил мир».