Он ощущал, как его мозг меняется, как в нем возникают новые, неизведанные ранее дорожки для новых, неизведанных раньше мыслей. Мелочи, каких он раньше и не заметил бы, теперь привлекали его внимание. Это напоминало взгляд на часы с обратной стороны. Раньше Пашка смотрел только со стороны циферблата и видел лишь то, что положено видеть на часах – стрелки, показывающие время. А после приземления стратостата он словно сумел заглянуть внутрь часов, туда, где крутятся шестеренки и видно, как все устроено.
Максим Георгиевич отложил исчерченные листы на край стола и посмотрел Стаднюку в глаза.
– А что ты чувствовал во время полета?
– Молился, – ответил Павел равнодушно. – Как вы велели.
– И как оно?
– Сначала думал – не получится. Это ведь все предрассудки. Бога-то ведь нет! Но вышло даже легче, чем я думал.
– Но ты что-нибудь почувствовал необычное?
– Там все было необычно. У меня в голове все смешалось. Мне бы разобраться…
– Разбирайся, разбирайся. – Дроздов потрепал Стаднюка по плечу. – Я тебе не буду мешать. Пойду Марью Степановну подгоню, чтобы она не тянула с готовкой. Но если тебе вдруг что-то необычное придет в голову, ты зови меня, не стесняйся. Вот кнопочка под столом, я звонок сразу услышу.
– Хорошо, – послушно ответил Павел.
Максим Георгиевич вышел, накрепко запер дверь и сбежал на первый этаж.
– Машенька! – позвал он, ступив в гостиную. – Надо бы поспешить с ужином.
– Уже все готово, – отозвалась она из кухни.
– Тогда сначала Стаднюку отнеси. А я еще поработаю. Разве что чаечку я бы выпил.
Дроздов уселся за стол и задумался. Затем поднял трубку и постучал по рычагу телефона.
– Алло! Соедините меня с Дементьевым. Алло! Вадим? У тебя сейчас есть свободные люди? Ну, парочки мне хватит. Да. Надо девку одну сыскать. Заскочи к ординарцу Свержина, возьми у него данные на Варвару Стаднюк. Одного хлопца пошлешь домой, другого на фабрику «Красная Роза». Добро? Нет, этого как раз делать не надо! Пусть, если найдут, обращаются с ней вежливо. Легенду придумай, мне недосуг. Доставь ко мне в Сокольники. Давай, давай, а то твои дармоеды мхом порастут.
Дроздов бросил трубку на рычаг и глянул на Марью Степановну, выносящую из кухни поднос с едой. Он достал из кармана жилетки ключ и положил его между тарелок.
– Не забудь потом замок запереть на два оборота, – сказал он и, посмотрев на грудь Машеньки, подумал, что раньше приударил бы за такой грудью, но теперь… Вытянет, падла, словечко какое, и пойдешь потом по этапу. Лучше так. Самому. И времени меньше уходит.
Марья Степановна кивнула и скрылась в прихожей. Максим Георгиевич устало откинулся на спинку стула, закрыв глаза. В голове пустота, как всегда, когда завершена трудная операция и ни от кого уже ничего не зависит. Теперь остается надеяться только на удачу. Услышал Стаднюк Голос Бога или нет? Провалился эксперимент или только сейчас по-настоящему начинается?
Дроздов нервничал, но был готов к тому, что Стаднюк не выдаст ничего моментально. Теперь его заботило другое – отразится ли результат, если он вообще будет, на поведении Павла, или же происходящие в его мозгу изменения невозможно будет отследить невооруженным глазом. Сплошные вопросы.
Если Стаднюк внезапно забьется в припадке, пустит слюну и начнет вещать некие сокровенные тайны, то это понятно. Надо будет все в точности записать, на что Маша не последняя мастерица. Но если нет? Если процесс в его голове начнется скрытно? Если, кроме Стаднюка, о нем никто не узнает, а сам Стаднюк не скажет?
«Ладно, что он хоть в какое-нибудь чудовище не превратился», – вспомнились слова Свержина.
А ведь при всей кажущейся абсурдности такого предположения в нем не было ничего абсурдного. При всей хитрости начальника он не отличался особым умом, но вот что касается осторожности – она была у Свержина развита. В крови она у него была, в мозге костей. Иначе не выжить было в кровавом водовороте Гражданской. И теперь-то как по тонкому ледку ходишь.
Вспомнилась жалкая, скрюченная фигурка Роберта возле полыньи. И Дроздову опять захотелось выпить. Но подниматься было лень, и он отогнал желание.
Дроздов внезапно осознал, что по незнанию природы явления мог сделать нечто непоправимое, выпустить на волю древнего и могущественного джинна, против которого неизвестно оружие, а может, и нет против него никакого оружия. Может, его придется загонять в бутыль заклинаниями, а может, и заклинания не помогут. Как знать?
Однако, вспомнив разговор с профессором Варшавским, Максим Георгиевич несколько успокоился. Если сигнал уже принимали однажды, а никаких чудовищ не было, то и в этот раз их не будет. Не должно быть. Хотя сам Варшавский утверждал, что невозможно в точности знать, какие способности получит реципиент. Может, это зависит от качеств реципиента, а может, природа самого потока корпускул меняется от раза к разу. Но если кто-то и знал об этом подробнее, кроме тибетских монахов, так это Богдан. А он сотрудничать не захотел.
– Ну и черт с ним, – зло процедил сквозь зубы Дроздов. – Справлюсь и без него!
Он вспомнил, как этой осенью недалеко от Твери впервые повстречался с Богданом. Может быть, не следовало томить его в подвале, тогда и на помощь можно было бы рассчитывать. Может быть. Но риск предательства со стороны бывшего чекиста вряд ли стоил имеющейся у него информации. К тому же он успел разболтать достаточно.
«Поздно теперь. Все. – Энкавэдэшник устало зажмурился и потер лицо ладонями. – Но если у Стаднюка не откроется никаких способностей, долго я дурачить Свержина не смогу».
* * *
Тремя месяцами ранее.
24 сентября 1938 года.
Тверь. Губернский отдел НКВД
Звук в телефонной трубке то и дело прерывался щелчками и треском, так что Дроздов еле слышал голос Свержина на другом конце провода.
– С кем связаться? – скривившись, переспросил Максим Георгиевич.
– Найди Тарасенко, секретаря тамошней комсомольской ячейки. Сигнал поступил от него. Разберись и доложи по возможности. Но в деревне телефона нет, так что действуй по обстоятельствам.
– Понял.
В трубке щелкнуло и послышался далекий голос телефонистки. Дроздов с облегчением повесил трубку. Услышав, что разговор закончен, в комнату вошел губернский комиссар. Был он тощим, лысым и носил большие круглые очки в золоченой оправе.
– Ну что, товарищ Бергер, пора мне ехать, – сказал Дроздов. – Спасибочко за содействие.
– Да что там! – отмахнулся комиссар, доставая папиросу из портсигара.
Он предложил табак и Дроздову, но тот отрицательно покачал головой.
– Не курю. А вот если бы вы дали мне парочку своих бойцов…
– Вот рад бы, Максим Георгиевич, да не могу. Приказа у вас нет, а с меня спросят за самоуправство. Обстановка сами знаете сейчас какая.