Япония без вранья. Исповедь в сорока одном сюжете - читать онлайн книгу. Автор: Юра Окамото cтр.№ 15

Жена потом, правда, в Бангкок сбежала, к любовнику, а ребёнка мне оставила — у них там это дело обычное. А мать её мне сразу новую подыскала, из той же деревни. Молоденькую.

С этого землетрясения даже не знаю, сколько сделаем — отсюда всё-таки далековато, — да, наверное, тоже не мало: у босса вон уже вторую неделю улыбочка с лица не слезает.

Мой частный ученик, толстый и низенький малый уже за пятьдесят, который в молодости ходил в Гималаи и до сих пор может без верёвки взобраться по тринадцатиметровой стене Осакского замка, гордо называет себя торговцем. Окончив университет, он было устроился на работу в мэрии, но выдержал всего несколько лет — донимало и слепое равнение на прецеденты, и ещё то, что и отец, и дед — оба мелкие торговцы — презирали его за бесхребетный выбор. Уволившись, он устроился в фирму, торгующую подержанной строительной техникой — бульдозерами, кранами, тракторами. И с тех пор в нарочито потрёпанной одежде объезжает строителей, оказавшихся на грани разорения, за гроши скупает у них старую технику, и продаёт её раз в десять дороже в азиатские страны. Но после каждого землетрясения гораздо выгоднее торговать с поражёнными регионами.

— Наживаемся, говоришь, на чужой беде? Ну да. А чего плохого? Мы же торговцы, должны деньги зарабатывать. Работа у нас такая.

Другой мой ученик — уже глубокий старик, приезжающий на урок на новеньком «Мерседесе». Родился он в семье, которая много поколений занималась изготовлением сакэ — ничего грандиозного, просто лавка в торговом квартале. Разбогател старик во время войны, когда его приписали к кавалерийскому полку самого императора, отчего в боях ему участвовать не пришлось, и он проводил много времени в конюшне, вычищая боксы, причём без грамма спиртного во рту — риса в полку было вдоволь, но сакэ по военному времени было не достать. Однажды зимой, когда он валялся на сене да глядел на кучу конского навоза, который довольно долго хранит тепло, ему пришла в голову мысль — готовить в навозном тепле закваску для сакэ. Идея сработала, он быстро наладил производство, снабжал ценным продуктом вышестоящих чинов и скоро уже заведовал снабжением полка. Когда война кончилась, он прибрал к рукам пару вагонов кожаных сапог, которые не успели отправить на фронт. Распродал их на чёрном рынке босому народу, сделал на этом целое состояние, учредил сеть магазинов, продающих китайскую пластмассу по сто иен за штуку, благодаря чему сильно поубавилось количество мелких лавочек в торговых кварталах, и теперь к нему постоянно приезжают пожить дети китайских партнёров, старающиеся поступить в японские университеты.

Оба торговца приходят ко мне каждую неделю, но не для того, чтобы учить языки, — это только предлог. Они приходят просто поговорить.

— Ты прямо священник какой-то, — то и дело говорит мне двоеженец. — С тобой все заботы забываешь.

Я не очень понимал, что они получают от меня такого, чего нельзя получить от друга. А потом понял: у них просто нет друзей. Есть партнёры, есть клиенты, есть конкуренты. Есть, наконец, родственники, с которыми их тоже связывают вполне регламентированные отношения. А вот друзей нет. Друзья есть у бизнесменов другого толка — как, например, у моего приятеля, который держит велосипедный магазин недалеко от моего дома.

В его мастерской стоят стулья и скамейки, у него всегда полно народа, пепельница полна окурками разных марок, а старушки, которым он латает шины, кричат на него, чтобы он взял у них побольше за работу: тебе, мол, тоже на что-то жить надо.

Друзья есть и у моего автомеханика, он же торговец антиквариатом, он же местный центр распределения брошенных котят, у которого над мастерской даже нет вывески — все в округе знают, кто он и чем занимается.

У этих двоих как раз нет ни партнёров, ни клиентов, ни конкурентов. Большинство приходящих состоят с ними в страшно запутанных отношениях с бесконечными взаимными услугами, куплями-продажами да одолжениями, в которых без пол-литра не разберёшься. Отношения между ними и завсегдатаями настолько близкие, что со стороны даже начинаешь думать, что все они родственники.

Оба живут если и не бедно, то довольно скромно, и потому с точки зрения моих учеников они, конечно, торговцы никудышные. Но им не нужны вторые жёны в Таиланде, им не нужны благодарные приживалы из бедной Азии, не нужен им и я — а если и нужен, то совсем в другой функции.

Без моих учеников — двух первых персонажей — не было бы никакого Великого Японского Экономического Благоденствия второй половины прошлого века. Если бы не люди такого толка, наверное, не было бы и пресловутой глобализации. Ну а если бы не двое вторых, я бы, наверное, не стал сейчас жить в Японии.

Жалко, что таких, как вторые, становится меньше с каждым годом. А вот то, что бизнесмены нового толка нуждаются и в таиландских деревнях, и в благодарных приживалах, и в равноправных дружеских разговорах с пареньком из России, что они добирают у иностранцев именно то, что они сами всем своим существованием отрицали и уничтожали в Японии, — ощущение принадлежности к тесной общине нуждающихся друг в друге людей, — вот это забавно.

Здание было в пять этажей и без единого окна. Каждый этаж до потолка был заставлен картонными коробками с нераспроданными полотенцами, которые свозили сюда со всей Японии. Я — безденежный студент с договором на неделю — и ещё семеро парней на полной ставке с безнадёжностью в глазах ходили по этому полотенечному лабиринту, собирали снова востребованные где-то полотенца и относили их на второй этаж к весёлым тёткам, которые готовили их к отсылке.

Тётки были веселы, потому что были домохозяйками за сорок, все замужем и с уже подросшим потомством, подрабатывали из чисто японской жажды деятельности, тарахтели без умолку, хохотали и — хоть и без особой цели — заигрывали с парнями. Полотенцам, наверное, тоже было неплохо, особенно тем, которым давался новый шанс. Гораздо угрюмее выглядели парни. Три часа утром и ещё четыре после обеда они ходили поодиночке в поисках нужного полотенца. В обеденный перерыв вся компания отправлялась в магазины неподалёку — но почему-то тоже поодиночке — купить готовую еду в коробочке, которая съедалась в полном молчании, после чего каждый углублялся в чтение порнографических журналов, подборка которых стояла на единственной полке комнаты для отдыха. Насколько я смог выяснить, после работы они шли домой — на скудную зарплату особенно не развернёшься — и проводили время, глядя в телевизор.

В первый день в обед я ещё пытался разговорить одного из них, самого молодого, крепко сбитого парня с квадратной челюстью и крашеными волосами, но все ответы были односложными, я довольно быстро отчаялся и тоже взял себе с полки журнал. Минут пятнадцать я разглядывал японские прелести, как вдруг крашеный, который всё это время сидел, будто в раздумьях, резко повернул ко мне голову и спросил с подозрением в глазах:

— А у тебя небось большой?

Я расхохотался, но он и глазом не моргнул. Сразу посерьёзнев, я объяснил, что не так уж, да и не в размере дело. Но подозрение у него в глазах осталось.