— Где ты витаешь? Создается впечатление, будто у тебя не все дома. Мы же договорились: ты забираешь Копланса, а взамен приглашаешь меня в ресторан, и условились именно на сегодня. Без предварительного заказа в субботу вечером невозможно никуда попасть; хорошо еще я предусмотрительна — сделала все сама. Пойдем в «Николас». Помнишь?
— «Николас»?
— Да, милый. Мы были там с твоим братом в прошлом месяце. Он находится на Кардинале-Сизнерос, относительно недалеко от твоего дома. Тот самый ресторан, который принадлежит одной очаровательной женщине… Ее зовут Анхелес. Она не готовит, кухней заправляет ее муж, Хуан Антонио, если я не ошибаюсь. Туда можно дойти пешком. — Она посмотрела на часы. — Столик на двоих, в полдесятого. — Потом перевела взгляд на Антонио.
— Я помню. Очень любезные люди.
— Так чего же ты ждешь? Где поцелуй?
Он чмокнул Эмму в щеку, но она повернула голову и приникла к его губам. Антонио ощутил знакомый аромат «Роша», ее чистое дыхание и, заметив, что она закрыла глаза, ответил на поцелуй.
Потом отстранился и услышал ее голос:
— Послушай, я сегодня разговаривала с Паскуалем, звонила ему домой, и он упомянул о какой-то книге, которую ты предложил для издания. Что за история?
— Я тебе уже рассказывал, когда приходил за Коплансом. У тебя всегда так: в одно ухо влетает, в другое вылетает.
— Нет, постой, я отлично помню. Ты говорил мне о снимках, сделанных с наркоманов и с кого-то там еще. Паскуаль нашел их отвратительными, крайне непристойными.
— Да, это правда. Фотографии непристойны.
— Не понимаю, почему ты всегда норовишь вляпаться в какую-нибудь пакость? Что за странное пристрастие? Я, конечно, не во всем разделяю взгляды твоего брата Паскуаля, считаю его перекати-полем: то он ярый коммунист, то вдруг Генеральный директор телевидения, а сейчас пустился в бизнес. Но в делах он разбирается не в пример лучше тебя. В чем, в чем, а в этом я уверена, и не пытайся мне возражать. Вроде бы ты принес ему целую коллекцию фотографий… и все они ужасны.
— Можешь сама посмотреть. — Антонио показал на черную папку. — Тридцать снимков.
— Паскуаль рассказывал про одного наркомана, которого ты снял в неприглядном виде, а он оказался клиентом Хермана или его хорошим знакомым — я не поняла.
Антонио подошел к письменному столу и покопался в одном из ящиков. Вынул четыре фотографии и протянул их Эмме.
— Это Лисардо. Его отец действительно клиент Хермана, и тот запретил мне публиковать его снимки. Идиот! Разве мне можно что-нибудь запретить? Сделаю с ними все что захочу. У меня есть его разрешение.
Эмма посмотрела на фотографии. Потом открыла папку и стала перебирать остальные. Время от времени она поднимала глаза и окидывала Антонио долгим взглядом. Покончив с этим занятием, она помолчала и наконец высказала свое впечатление:
— Не знаю, что тебе и сказать… они грубы, страшны. Некоторые совершенно в духе порно, а другие… просто омерзительны. Кто эти девушки?
— Мои соседки.
— Хорошенькие. Одна краше другой. Как их зовут?
— Брюнетку — Чаро, а другую — Ванесса.
— Эта Чаро все время тебе позирует. Ты снимал ее чаще остальных.
Эмма опять открыла папку и, поискав, вынула фотографию Чаро, на которой та мастурбировала в ванной.
— Красиво, правда? Чудесное фото, да, сеньор! Крутишь роман сразу с обеими? Они выглядят совсем молоденькими. Сколько же им лет? Восемнадцать?
— Чаро еще не исполнилось семнадцати, но она кажется старше. Обе наркоманки и уличные шлюхи.
— Ты не ответил? Они твои любовницы?
— Тебе не все равно? Не приставай с глупостями, я очень устал, и у меня нет желания разговаривать на эту тему.
— Зачем тебе подобные фотографии? Ведь никто и ни при каких условиях их не опубликует, и тебе это хорошо известно. Не понимаю. Словно изнутри тебя гложет ненависть, какая-то исступленная озлобленность. Снимки имеют свойство характеризовать тех, кто их делает. Что с тобой происходит? За что и кому ты хочешь отомстить?
— У меня нет ответа. Мне удалось сделать отличную работу: я снимал реальных людей, подлинных, и это единственное, в чем я уверен. Мои герои живут рядом с нами, а мы их не замечаем. Но мне повезло, я видел их воочию и сдружился с ними.
— Повезло? И это ты называешь везением? А вот у меня нет ни малейшего желания заводить с ними знакомство, хотя они и живут, как ты выражаешься, рядом с нами. Антонио, послушай, я решила бросить курсы актерского мастерства. Надоело платить уйму денег за пустую трату времени.
Антонио удивленно на нее посмотрел.
— Ты серьезно?
— Я хотела сказать тебе сегодня за ужином. Послала к чертовой матери эту волынку с курсами, наконец стала взрослой. Несколько дней назад мне предложили работу в отделе социального обеспечения мадридской общины, и я подписала контракт. Ты помнишь Акеду Санчес, мою сокурсницу по факультету? Так вот, ее назначили советником при Комитете по делам социального развития, и она помогла мне устроиться там же. В следующем году объявят конкурс на замещение вакантных должностей, и я стану постоянным сотрудником. Зарплата хорошая, кроме того, есть возможность продолжить занятия на факультете, поскольку канцелярия работает только по утрам.
— Отлично! Итак, ты бросаешь курсы?
— Решительно и окончательно. Жизнь потихоньку налаживается, входит в свое русло, надо быть реалисткой и оставить глупые мечтания.
— Да, пора перестать заниматься глупостями.
— Ты не тот Антонио, каким я тебя знала раньше. Мы оба уже не дети. Тебе скоро исполнится тридцать три, а мне… ладно, проехали. Я хочу сказать, пора посвятить себя серьезным делам и семье. Через некоторое время я смогу завести детей. Не вижу с твоей стороны энтузиазма, но что-то подсказывает мне, что ты тоже сильно изменился. Словно кто-то неведомый взял нас за шкирку и сильно встряхнул. Если у нас будет ребенок, наша жизнь пойдет совершенно по другому руслу, уверена. А ты как думаешь? Извини, похоже, я слишком много наговорила, но мне так хотелось выложить тебе все начистоту. И у меня было достаточно времени, чтобы все обдумать… Я по тебе скучала, правда, не переставала о тебе думать — точнее, думать о нас двоих… О нашей жизни. И ясно увидела: мы не можем позволить себе роскошь совершать нелепые поступки — мы окончательно повзрослели… Правда, поздновато, но лучше поздно, чем никогда.
— У меня на счету тоже немало такого, о чем я сожалею.
— Вот и твой брат подтверждает, что ты изменился, стал другим человеком… Хочешь работать, двигаться вперед. Так дерзай, Антонио!
— Я так и сделаю.
— Хватит прожигать жизнь, ты свое отгулял. Отомстил мне сполна. Фотографии девушек подтверждают мое предположение. Поэтому мы квиты. — Она показала на снимки и улыбнулась. — Ты вообразил себя вторым Коплансом, я не ошибаюсь?